Потому, чтобы закамуфлировать сей печальный факт, новоприобретенную землю в России прозвали не Молдовой, но Бессарабией.)
Появление по эту сторону российской границы плодородной Бессарабии стало для Одессы, удушаемой жестоким солнцем и нехваткой пресной воды, событием поистине благодатным, поскольку способствовало привозу дешевых и разнообразных молдавских продуктов. (Любопытно также, что производители сих продуктов, молдавские крестьяне, обложенные Россией новыми дополнительными податками, массово отправились в обратном направлении – в тот обрезок Молдовы, что остался под турками. Но частые вооруженные посты по реке Прут, выставленные Его Превосходительством адмиралом Чичаговым, произвели благодатное действие, и сие безобразие, слава богу, быстро прекратилось.) Однако то всё была выгода Одессы. Выгода же Петербурга от дипломатической ловкости Ланжерона заключалась в том, что означенный договор был заключен в 1812 году незадолго до Наполеонова нашествия (а ратифицирован императором Александром и вовсе за день до вторжения) и потому оказался просто бесценным.
При всем том сам Александр Федорович не любил вспоминать о славном документе, подписанном в османском Бухаресте. Тому была весомая причина. С турецкой стороны переговоры вел фанариот Димитрий Морузи (сын правителя Молдовы при османах Константина Морузи). Он стал Великим Драгоманом незадолго до того, но считался опытным и перспективным дипломатом. Однако подписание мира с Россией за месяц до вторжения Бонапарта в сию страну султан Махмуд II счел прямой изменой и велел казнить своего православного подданного. Ланжерон же, хоть и был боевым генералом, а не кисейною барышней, но, видимо, в общении с Морузи имел некие особые обстоятельства и обязательства. Отчего воспоминания о судьбе несчастного вводили его в скверное расположение духа. (Ходили слухи, кои мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть, что Димитрию были тайно подарены некие латифундии, а также кольцо невероятной ценности. Так что у Сиятельной Порты, в общем-то, были причины злиться.)
Вернемся, однако, к Натану Горлису. Предложение начать жизнь на землях Русланда, тем более на недавно осваиваемых Империей землях, с чиновной именно работы оказалось весьма разумным. Ведь для многих и многих, принимающих решение, молодой человек сразу оказывался «своим». Да, пусть и на невысоком посту, но всё же. Тем более что молодость («всё еще впереди»), природное обаяние, французский паспорт, парижское произношение и в особенности – быстро распространившиеся слухи о личном покровительствовании легендарного Ришелье многое меняли, как бы добавляя Горлису две-три, а для дам – так и все пять ступенек в Табели о рангах. Отдельная забавная история случилась с его фамилией, существовавшей в Одессе во многих вариантах одновременно: французском – Горли, австрийском – Горлиц, универсальном – Горлис и, что уж совсем удивительно, в этаком, как бы сие определить, русско-французском – Горлиж.
Важно отметить,
