и младших, следят за братом широко распахнутыми, полными испуга глазами. Одна Ольга всерьез ждет мамку.
Отец, вернувшись из Столбцов, не водил детей за нос, объявил:
– Нету больше матери у вас, сироты вы. Померла она. Похоронили мы ее в родной земле… Где родилась, там нашла и покой…
Наедине со старшим покинуло его самообладание. Не пряча набежавшую слезу, неумело обнимая худенькие плечи сына, жалобился:
– Пропадем мы, Николай, без матери нашей… Куда с малыми-то? А все я…
– Не убивайся, варить я умею, Кулюша стирает уже.
После смерти Александры Михайловны домашние заботы легли на плечи Николая с отцом. Помогали и тетка Зося, и бабка, но не разрываться же им на два двора. Частые суточные отлучки приводили Александра Николаевича в отчаяние. Пятеро! Мал мала меньше.
Но самая большая помощь, как всегда, пришла от тестя. Вот уж поистине тесть – светлый ангел Александра Николаевича. Намертво приковала его жизнь к семье Табельчуков. Всю жизнь, как есть, ощущает доброе слово и твердую руку. Как ни тяжело Михайле вспоминать дочь-покойницу, у самого сердце разрывается, а заговорил первым:
– Не бейся, Александр, как муха о стекло. Выход один – надо вводить женщину в дом. Как ни верти, а дому нужна хозяйка, детям мать. Конечно, не все сразу явиться – хозяйка, мать, жена. Чем-то придется и поступиться…
Тесть же навел на мысль, кого можно было бы просватать, назвал дочку Константина Подбело, машиниста. Украдкой Александр стал приглядывался к девушке. Еще моложе покойницы. Видная. Рослая, белолица, кареглаза, с кудрявой шапкой волос. Не вышла вовремя замуж, теперь уж попала в ряд засидевшихся девиц.
Через несколько дней осторожно высказал сомненье тестю: пойдет ли она за него?
– Не беспокойся. С Костеем Подбело, батькой ее, уж обмозговали, – успокаивал Михайло. – Дай срок. Ты детей подготавливай…
Вскоре стал замечать Александр Николаевич, что Подбело оказывает ему внимание, снимает картуз при встрече, а встречаются паровозами, заливисто сигналит.
Все как бы шло по задуманному. Как-то вечером, перекупав малых, уложив их, они, трое мужчин, засиделись за самоваром. Александр Николаевич хотел было начать разговор о предстоящей женитьбе, но совсем неожиданно заметил настороженный взгляд Николая. От этого взгляда вдруг слова, какие собирал он несколько дней, вылетели из головы. Он больше побаивался Константина – ослушник, драчун, жди всегда от него выходку… Но Николай?! Послушный, умница… Понял: именно Николай встанет на пути. Мать любил и больше всех был привязан к ней. Не попадая струей из самовара в чашку, чертыхаясь, Александр Николаевич несвязно заговорил:
– А была бы мать… Не возились мы с вами до полуночи. Накупать надо, накормить, уложить… А там стирки – гора!
– Сам постираю. Ты ложись, чуть свет вставать, – отозвался Николай, искоса поглядывая на неловкие руки отца.
– Ишь, сам он… – ни с того ни с сего обозлился Александр Николаевич. –
