хрустящие хлопья. Потом она ушла в ванную, где стоял второй телефонный аппарат, и позвонила в редакцию.
– И ты ничего не успела вынести из дома? Я читала о пожаре в новостных выпусках, но не подумала, что сгорел твой дом. Вот черт!
Анника села на унитаз и подперла рукой голову.
– По сообщениям агентств, дом сгорел дотла, – сказала Берит. – Никто из газеты не звонил спросить, что случилось?
– Не знаю, – ответила Анника. – Я оставила мобильный телефон в залог таксисту, и он с ним уехал, не дождавшись меня. Но не думаю, что кто-нибудь звонил. В конце концов, на пожаре никто не погиб.
Берит молчала. Холод фарфорового сиденья проник Аннике до самой шеи.
– Что тебе нужно в первую очередь? – заговорила наконец коллега.
– У детей остались одни пижамы, а у меня с собой нет денег…
– Какой у них размер? – спросила Берит, щелкнув шариковой ручкой.
– Сто десять и сто двадцать восемь.
– А обуви?
У Анники сжалось сердце, ей стало трудно дышать.
«Только не плакать. Не сейчас».
– У Эллен двадцать шестой размер, у Калле – тридцать первый.
– Сиди в номере, я буду примерно через час.
Анника осталась сидеть на унитазе, глядя на вешалку для полотенца, чувствуя, что дыра в груди стала разрываться от пульсирующей боли. Сплошная безнадега, жалость к себе и полная беспомощность. На глаза навертывались злые слезы – почему судьба вдруг отняла у нее все и сразу? Но она не поддастся слезам, от слез она окажется в тумане, а в тумане можно заблудиться и потерять путь.
«Твоя жизнь кончена, – нашептывал туман, но Анника знала, что это неправда, потому что сидела здесь и слышала, как Скуби-Ду жалуется из комнаты, что боится призраков. – У тебя ничего не осталось!»
– Нет, у меня осталось очень многое, – вслух возразила Анника.
Дом очень важен, это место, которому ты принадлежишь, но дом – это не обязательно четыре стены – это могут быть люди, планы, притязания.
«У тебя нет ничего значимого».
Правда ли это?
Сегодня у нее было ненамного меньше, чем вчера.
У детей нет одежды, в пламени сгорел ее компьютер, но все остальное осталось на месте.
«За исключением Томаса. И Анны».
Она встала и посмотрела на себя в зеркало.
«Остались только дети. Я и дети. Все остальное у меня отнято».
Она пропала.
«Может ли быть еще хуже?»
Главный редактор «Квельспрессен» Андерс Шюман отказался от своего шикарного углового кабинета во имя уменьшения расходов и занял каморку позади отдела комментариев. С каждым днем Шюман все больше жалел о сделанной им глупости. Единственное преимущество реорганизации состояло в том, что теперь он находился непосредственно в редакции и мог из своего кабинета наблюдать за работой.
Было
