что с ними делать. Информация, записанная ими, была слишком сложна, на ее анализ не хватало обычных вычислительных способностей мозга.
Ясно было лишь то, что его ищут. Всюду сновали вооруженные люди, выбивали двери ногами, шарили в темноте тугими лучами тактических фонарей. Сущность, вяло манипулируя струнами, отводила внимание бойцов от крохотной каморки, в которой сгорбился и дрожал от страха Кроссман.
Струны, струны… Лавина информации хлынула в мозг Кроссмана, и разум отшатнулся от этого свирепого потока в глубины личности, всецело уступив место сущности. Единственное, что запомнилось – образ африканской саванны, джип, приткнувшийся у обочины грунтовой дороги, и неподвижные фигуры туристов в нем.
Теперь та же саванна простиралась не в воображении, а в реальности, убегая во все стороны. Ощущение было странным. Будто удалось вытащить в реальность из сна конфету, и съесть ее. Но, к собственному удивлению, мгновенное перемещение из Лиона в Африку Кроссмана не особенно озадачило. Если новая сущность могла управлять реальностью в широких пределах, просто переписывая информацию о ней на первичном уровне, почему бы ей, в случае крайней необходимости, не переписать координаты, физически занимаемые человеком в пространстве? В рамках парадигмы, созданной на основе личных наблюдений, это было вполне логично. В любом случае, происходившее в ресторанчике было не меньшим бредом, чем телепортация. Надо было взять себя в руки и уговорить разум с этим смириться.
Кроссман приподнялся и сел. В тени дерева лежало около пяти гиен, но нападать на человека они не думали, лишь поглядывали настороженно. Они были бы рады уйти, но, не чуя непосредственной опасности, ленились покидать прохладное место.
Больше не оставалось сомнений в реальности темной сущности, она слишком ярко себя показала. И если раньше ее проявления можно было списать на психические отклонения, то теперь у разума не было ни малейшей возможности уцепиться за эту соломинку. Сущность жила внутри, это очевидно, но ее природа оставалась загадкой. Как и принципы, с помощью которых она напрямую трансформировала реальность. С другой стороны, мы слишком мало знаем о мире, чтобы делать далеко идущие выводы.
Неожиданно Кроссман вспомнил о теории голографической вселенной, выдвинутой, Дэвидом Бомом, сотрудником Лондонского университета. Он доказывал, что материальный мир, в виде трехмерного пространства, заполненного частицами и полями, каким мы его знаем, является не более, чем иллюзией. Что существует не сам мир, а лишь информация о нем, записанная волновым образом в самой структуре пространства. Мы воспринимаем эту информацию, словно читаем книгу, и на основе «прочитанного» представляем себе объемные картины реальности.
Как бы то ни было, у Кроссмана теперь было куда более веское доказательство существования некого «первичного кода Вселенной», чем у Бома. Потому
