казусы. Какие-то несуразные, плохо объяснимые с точки зрения логики вещи.
То меня с моими жизненными установками угораздит родиться в конце двадцатого века в России.
То меня дружно командируют выигрывать для школы титул «Мистера» среди мальчиков не старше семнадцати лет.
То вокруг меня накрепко завяжутся узлы дружбы с блатарями.
То я успею нахамить декану, даже не начав студенчества толком.
То меня каким-то нелепым образом заметёт в вагон метро с фанатами «цска», и, пока они меня там от души охаживают, мои отчаянные соратники-спартачи подбадривают меня воинственным кличем за стеклом соседнего вагона.
То обеими ногами вляпаюсь в беспроцентное кредитование – да так, что эти «беспроценты» будут отщипываться даже от зарплат моих внуков, поминающих дедушку со слезами.
То в какой-нибудь истории с контрабандой отмечусь, хотя контрабандист из меня, как из Промокашки балерина16.
В связи с этим у меня и возникло подозрение: а не слишком ли опрометчиво было уволиться в Великий-то пост?..
16 апреля
Собрали междусобойчик.
Сначала думали нагрешить у Максима. Но у Максима воспротивилась собака, лохматая кавказка с отрезанными ушами и патетичной кличкой – Фрау Рифеншталь. Единственная дама на жилплощади она, услыхав о том, что предполагается присутствие ещё каких-то сук, выразила протест недвусмысленным образом. К тому же собачку уже сутки как не выводили.
Пошли к Толоконникову. Толоконников прихватил не особо мнительных женщин, Макс – гитару, я – собственное холостяцкое кредо. Словом, живописание такое:
Макс в комнате с тётками ведёт подготовительную работу, куплеты с припевами в горло под гитару разливая. Мы же с Толоконниковым в кухне ввязались в делопроизводство. Водку приготовили, мастерим закуску.
Как человек ответственный у Серёжи интересуюсь:
– А кубики куриные бросил?
– Куриные кубики, – отвечает, – нет. Бросил, – говорит, – козьи шарики.
Нагрубил подлец и даже не отвлёкся.
Я на какое-то время замолкаю и с пристрастием в себе разбираюсь. В чувствах, которые превалируют.
Банальная, надо признаться, картина, не раз кончавшаяся внесюжетной экспрессией: за тоненькой стенкой Макс об одной-единственной романсы голосит не уставая; три отборные тётьки вздыхают и хихикают, что, безусловно, хороший признак; перед моим взором маячит и гремит посудой хам и циник невозможнейший; а я мучительно соображаю – то ли придушить на месте гада, чего он давно заслуживает, то ли отдаться дружеской любви, чего он заслуживает не меньше, и заложить себя с потрохами его цинизму.
Как человек богобоязненный жизнь всё-таки решаю не отнимать. Интересуюсь:
– Шарики, говоришь, козьи? Для остроты, что ли?
– Для отупения, –
Из к/ф С. Говорухина «Место встречи изменить нельзя», когда Шарапова сравнивают с шофёром, как Промокашку с балериной. (С. О.)
