и всегда меня буквально завораживала. Длинные темные волосы сейчас распущены, свободно ниспадают на плечи, все такие же молочно-бледные, покрытые веснушками, которые я раньше так любил целовать. Шрам на левом плече, который некогда был яростным красным рубцом, теперь стал розовым с едва заметным серебристым отливом. В последнее время в татуировках такое модно. Почти даже красиво.
Мия пытается заглянуть мне в глаза, и я боюсь, что мой фасад может рухнуть. Я отворачиваюсь.
– А, да ничего. Хорошо. Очень занят, – отвечаю на ее вопрос.
– Ну да, конечно. Очень занят. У вас турне?
– Ага. Завтра в Лондон.
– А я завтра лечу в Японию.
«В разные стороны», – думаю я, и, к моему удивлению, Мия произносит это вслух.
– В разные стороны, – слова угрожающе повисают в воздухе. Опять вдруг закручивается водоворот. Если я не уберусь отсюда, он поглотит нас обоих.
– Я, пожалуй, пойду, – я слышу, как эти слова произносит тот спокойный парень, который играет роль Адама Уайлда, будто мы с ним стоим в полутора метрах друг от друга.
Мне кажется, что по ее лицу пробегает какая-то тень, но я не уверен, потому что на все мое тело будто накатывают волны, и, клянусь, меня вот-вот вывернет наизнанку. Я уже совсем на грани, но другой Адам все еще работает. Он протягивает Мие Холл руку, хотя меня мысль о том, что мы с ней просто пожмем друг другу по-деловому руки, угнетает.
Мия смотрит на мою протянутую ладонь, открывает рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого просто вздыхает. Лицо затвердевает в чужой маске, и она тоже протягивает мне руку.
Я сжился со своим непрекращающимся тремором настолько, что уже его не замечаю. Но когда мои пальцы касаются Мии, он исчезает, и внезапно все стихает, как прекращается электрический гул, когда кто-нибудь выключает усилитель. Я мог бы стоять так вечно.
Но это ведь не более чем рукопожатие. Уже через несколько секунд моя рука снова свободна, и кажется, что часть своего безумия я отдал Мие – мне чудится, что теперь дрожит ее рука. Но я не уверен, потому что чувствую, как меня сносит быстрым течением.
А в следующий момент дверь ее гримерки уже закрывается у меня за спиной, и я оказываюсь на стремнине, а Мия снова там, на берегу.
5
Я знаю, сравнивать уход Мии с катастрофой, которая лишила ее семьи, – пошло и даже мерзко, но я не могу ничего с этим поделать. Потому что итог для меня тот же самый. Первые недели я не мог в это поверить и просыпался каждый день как в тумане. Это же мне просто померещилось, да? Черт, нет. Потом меня корчило от боли. Как от удара кулаком в живот. Только через несколько недель я осознал все в полной мере. Но в отличие от ее катастрофы – когда я был нужен, когда приходил, помогал, когда она могла на меня опереться – после ухода Мии я остался один. Мне не за кого было отвечать. Так что я опустил руки – все начало разваливаться и остановилось.
Я вернулся домой, к родителям. Взял в охапку кое-какие вещи из «Дома рока» и ушел. Я забил на
