нее дома и было организовано особым образом. Все присутствовавшие были одеты в черное. Траур был связан с неожиданной смертью королевы Наваррской, Жанны д’Альбре, которую, как поговаривали, недруги отравили при помощи пары перчаток. Протестанты, уверенные в том, что за смертью Жанны стоит фигура Екатерины Медичи, желая подчеркнуть этот факт, решили соблюдать траур даже на свадьбе своего предводителя.
Жених также был облачен во все черное, подобно своему свидетелю, юному королю Наваррскому, сыну Жанны д’Альбре, который созерцал всю эту церемонию с мрачной миной, крайне редкой для него и поэтому высоко оцененной окружающими.
Еще один персонаж, привлекавший к себе внимание: пожилая дама, герцогиня Феррарская, дочь короля Людовика XII и вдова герцога Эркюля II Феррарского. Эта высокомерная принцесса была католичкой, однако ее симпатии к гугенотам оказались столь велики, что она приняла их веру. Известно было, что она покровительствует поэту Клеману Маро, а также оказывает посильную помощь протестантам, которые в ее замке Монтаржи всегда могли чувствовать себя как дома.
Ну и вот, наконец, серебряные фанфары провозгласили появление невесты! Она была красива и бледна, как никогда. Увенчанная жемчужинами и укутанная в толстые слои кружев, Мария являла собой прозрачное, почти бесплотное создание, что не на шутку испугало ее сестру, Генриетту де Невер, также присутствовавшую на свадьбе. Невеста шла по проходу медленно, и веки ее были опущены. Она ни на кого не смотрела, ничего вокруг не видела, но все заметили, как дрожат ее безжизненные губы.
Она приблизилась к креслу, на котором восседала герцогиня Феррарская, остановилась перед ней, присела в глубоком реверансе, а затем поприветствовала короля Наваррского, который смотрел на нее с горькой симпатией. Генрих любил хорошеньких женщин. Ему нравилось видеть их веселыми, и явное отчаяние Марии не могло не огорчить его, так как оно не предвещало счастья его кузену Конде.
Когда наконец Мария заняла место возле своего суженого, до многих долетели слова герцогини Феррарской, ибо она и не подумала понизить голос: «Рядом с ней он кажется еще уродливее».
Да, жениха назвать красавцем было весьма трудно! Маленький и худой, принц де Конде не был широкоплеч даже в камзоле с набитыми хлопком плечами, специально сшитом по случаю торжества. Не украшали его и чрезвычайно вытянутое лицо с шарообразными глазами и редкие волосы, уже начинающие выпадать, несмотря на то что ему исполнилось всего лишь двадцать лет. Нечего было и сравнивать жениха с прекрасным принцем, образ которого Мария хранила глубоко в своем сердце. Но что поделать, она не могла отказаться от этого брака! Она стала заложницей мира, такой же, какой вскоре предстоит стать и Маргарите де Валуа. Мария понимала это, и любой мог заметить, что она едва не лишилась чувств, когда пастор соединил ее руку с рукой жениха.
Однако церковная церемония не была самым страшным этапом посвящения в жены для новобрачной. Настоящая
