мобилизации. Выбор предоставляется царю – министры ни на чем определенном не остановились.
Генеральный штаб решительно стоит за второй указ.
Наутро начальнику мобилизационного отдела штаба вручают приказ об общей мобилизации, уже подписанный царем, и начинается обход министров для получения их подписей, чтобы приказ мог вступить в силу. Одного из министров не удается найти до вечера. За это время германский посол около 6 часов вечера посещает Сазонова и передает ему ноту Бетман-Гольвега, в которой написано: «Если Россия продолжит подготовку к мобилизации, то Германия объявит мобилизацию, а мобилизация означает войну». Нота передана с заверениями, что это «не угроза, а дружеский совет». Сазонову нота кажется скорее угрозой, запрещающей, видимо, и частичную мобилизацию против Австрии. Противодействие Сазонова пылкому русскому Генеральному штабу слабеет. После совещания с начальником генерального штаба Янушкевичем он соглашается на общую мобилизацию и получает на это одобрение царя.
Перейдем теперь к Берлину.
Там чувствовалось то же нервное напряжение, и фактически происходила та же борьба воль. Кайзер и его политические советники были серьезно встревожены тем, что поступок Австрии представит виноватой стороной и Германию, а это будет стоить ей поддержки Италии, одновременно восстанавливая противнее и Британию. Поэтому требование генерального штаба о немедленной мобилизации отклоняется, и поздно вечером Бетман-Гольвег видится с британским послом.
Бетман-Гольвег пытается сторговаться – купить британский нейтралитет, предлагая взамен согласие Германии не аннексировать каких-либо провинций Франции, «но он не может дать подобного же заверения относительно французских колоний». Посол говорит ему, что вряд ли Англия пойдет на такое предложение. В этом он оказался пророком. Предостережение Лихновского из Лондона, что британское общественное мнение крепнет, приводит кайзера к пароксизму бессильной ярости. Он царапает оскорбительные эпитеты об «английском фарисействе», называя Грэя «чистым плутом» – что звучит несколько странно, если вспомнить предыдущее предложение Бетман-Гольвега и то, что кайзер обзывает англичан «сворой мелких торгашей». Донесение Лихновского о новом предложении Грэем посредничества, наконец, вынуждает Бетман-Гольвега послать длинную телеграмму в Вену с увещеваниями Австрии не упорствовать и не отвечать на все отказом, иначе Австрия втянет Германию в невыгодную войну. Со своей стороны кайзер телеграфирует царю, сообщая, что он старается склонить Вену согласиться «действовать открыто, чтобы была возможность прийти к удовлетворяющему обе стороны соглашению»… Телеграмма эта скрещивается с подобной же соглашательской телеграммой царя. На нее отвечают второй телеграммой с предложением: «Было бы правильно австро-сербский вопрос передать Гаагской конференции… Доверяюсь твоей мудрости и дружбе». То обстоятельство, что кайзер пометил на полях телеграммы царя: «Вздор!», вызывает
