своего времени. Вот как он выражался:
По словам Аркаса (а ему об этом говорил князь Кугушев), Поспешный был необыкновенно хорош по себе. Он был заводским жеребцом в заводе Кугушева, где состояла маткой Душегрейка, замечательная по себе кобыла. За Душегрейку Кугушев заплатил дороже, чем за какую-либо другую из имевшихся у него в заводе кобыл. Поспешный своими высокими качествами был обязан своей матери Душегрейке, а когда имя этой кобылы повторилось у Помпадура, то получилась выдающаяся по себе лошадь. Поспешный родился в заводе Куракина.
Здесь кстати припомнить курьезный эпизод, который произошел с его племянником, тоже Куракиным, имевшим завод и имение в Александрийском уезде Херсонской губернии. Херсонский коннозаводчик граф Стенбок-Фермор рассказывал мне, что он исполнял обязанности уездного предводителя александрийского дворянства в тот год, когда покойный император Александр III посетил Херсонскую губернию. Местное дворянство было об этом заранее оповещено, и Куракин, отставной гусар времен Александра II, всегда носивший военный мундир, помчался в Петербург и заказал себе у первого военного портного Норденштрема полную парадную форму своего полка. Куракин был очень милый, но недалекий человек. Наступил день приезда государя императора и представления ему дворянства. Подойдя к Куракину и увидев, что тот в мундире, который всегда носил Александр II, государь поздоровался с Куракиным и заметил: «Мундир моего отца». Он имел, конечно, в виду, что это форма тех времен и что такой же мундир носил его отец. Куракин на это поспешил ответить: «Никак нет, ваше величество, мундир Норденштрема!» Этот ответ еще долго передавался из уст в уста и сделал на некоторое время «знаменитым» его автора.
Маточный состав завода Аркаса состоял из группы кугушевских кобыл, двух маток, выменянных им у моего отца, – Блонды и Ненаглядной, одной позняковской кобылы, одной подовской и одной кобылы завода Хоминского. Большой интерес представляла кугушевская группа. Это были сухие, чрезвычайно породные, блесткие и удивительно красивые кобылы, с лентистыми шеями, маленькими головами, чудными спинами, но не всегда безупречными ногами. У некоторых кобыл отмечалась беднокостность. В то время все херсонские коннозаводчики ставили борисовское гнездо моего отца много выше кобыл Аркаса, но это было неверно, кобылы Аркаса были лучше по себе. Я уже тогда это видел, мне аркасовские кобылы больше нравились, но я еще не понимал, почему не разделяю общего мнения. Теперь это для меня совершенно ясно. Преклонение перед кобылами отца основывалось, так сказать, на «фирме»: они были завода Борисовских, а тогда завод этот был в зените всероссийской славы. Кобылы Кугушева были «фирмы» менее известной, а потому их меньше ценили. Такое преклонение перед «фирмой» принесло в свое время немалый вред рысистой породе, а происходило оно оттого, что настоящих знатоков лошади, а тем более генеалогии орловского рысака, всегда было мало.
