о продаже той или другой лошади и эти объявления неизменно заканчивались просьбою обращаться к смотрителю завода Борис Мироновичу Шилкину. Можно было подумать, что Шилкин – большой человек, и многие простаки-провинциалы были в этом уверены.
По дороге Шилкин рассказал мне, что он, собственно говоря, всё для Карузо: и смотритель завода, и управляющий имением, и доверенное лицо. Тон у него был очень самоуверенный, сразу же было видно, что распущен он невероятно, в чем я скоро убедился в Егоровке.
Показалось имение. Оно было расположено на бугре и имело скромный, чтобы не сказать жалкий, вид. Это было не имение, даже не зажиточный хутор, а несколько небольших, обветшалых построек. Сейчас же было видно, что хозяйство не ведется, что здесь одна усадьба, а вся земля сдается в аренду. Так и оказалось в действительности. Небольшой, крытый железом дом был окружен с трех сторон садиком, где преобладала тощая акация. Поодаль от дома находилось несколько служб и две-три постройки. Еще дальше конюшня. Манежа, конечно, не было. Все постройки были глинобитные и крыты соломой. В общем, убожество. На крыльце дома меня уже ждал молодой хозяин. Мы с ним, как старые друзья, облобызались, и я впервые переступил порог его дома.
Здесь впечатление было более благоприятное. Комнаты небольшие, но уютно и со вкусом обставленные. По стенам висели старые гравюры и ли тографии лошадей, на столах лежали газеты, книги и журналы, преимущественно французские. На двух небольших столиках было разложено рукоделье, в вазах стояли букеты полевых цветов, с большим вкусом подобранные. На всем лежал отпечаток какой-то чистоты. Вы инстинктивно чувствовали, что попали в дом высокопорядочных людей.
Я был искренно рад видеть Сергея Григорьевича, он также находился в приподнятом настроении. Я без конца расспрашивал его обо всех коннозаводских новостях, так как, ведя большую переписку, Сергей Григорьевич всегда был в курсе того, что делалось в спортивных и коннозаводских кругах. С отцом Карузо мы встретились как старые знакомые. Старик приехал из Тирасполя на несколько дней и выразил удовольствие, что застал меня. Это был очень милый, необыкновенно добрый и неглупый человек. Глядя на отца и сына, я думал о том, как мало они похожи. Через несколько минут я был представлен мадам Карузо. Мать Сергея Григорьевича была почтенная старушка, по-видимому боготворившая своего сына, потому что, едва мы уединились в гостиной, она сейчас же начала говорить о нем и благодарить меня за мои дружеские чувства к нему, уверять, как любит меня ее дорогой Серёжа и как он часто меня вспоминает.
Семья Карузо вела в деревне простой и размеренный образ жизни: старушка мать с дочерью беспрестанно хлопотали по хозяйству, Сергей Григорьевич целыми днями занимался у себя в кабинете или же направлялся в конюшню, где неизменный Борис Миронович развлекал его, сообщая разные небылицы о лошадях. Я думаю, что утомленный работой ум Карузо находил в этом отдохновение, а Борис Миронович и не подозревал,
