пожала плечами:
– Если вы считаете, что это необходимо.
Взгляд мачехи велел мне: не перечь!
Мы прошли гуськом из столовой в утреннюю комнату, а оттуда – в маленькую гостиную, где мачеха любит сидеть днем и принимать немногочисленных подруг. Стены обиты темно-зеленой тканью, картины – в основном пейзажи – словно окошки в иной мир. Там веселые пастухи и пастушки играют на флейтах опрятным белым овцам.
Никогда в жизни такого не видела.
Мачеха села в кресло спиной к окну, и забравшееся между занавесками осеннее солнце высветило ей шею с завитками пепельных волос, выбившихся из-под чепца. Мне она указала на кресло в углу, так, чтобы могла меня видеть. Она всегда наблюдает за мной, как за ядовитой змеей, всегда готова к моему броску. А когда я действительно бросаюсь, изумляется.
– Прошу вас, садитесь, святой отец, – этому предназначалось гостевое кресло – роскошное, в лилиях и золоте. Отец де Шато молча сел на краешек, снял с пояса четки и принялся перебирать. Стук-стук. Стук-стук. Янтарь поблескивал в полумраке.
– Это надолго? – спросила я.
– Мы будем беседовать столько, сколько необходимо, – бросила мачеха. – Отец де Шато, утром в разговоре я не упомянула о несговорчивом характере нашей Мари. Тем более прискорбен сей факт, что она должна обвенчаться с виконтом де Мальмером не позднее чем через полтора месяца. Свадьба назначена на двадцатое октября.
– Мои поздравления, дочь моя, – уронил священник, и я внутренне ощерилась. Какая я тебе дочь, незнакомец?
Сейчас, когда он сидел вполоборота ко мне и руки оказались заняты четками, можно было посмотреть на его лицо. Ничего хорошего я не увидела. Студеный взгляд, струящийся, как ручей по камням; так и видно, как в глубине, словно рыбы, снуют мысли. Я уже понимала, к чему клонит мачеха. Она часто ворчала, что отец Августин уделял моему нравственному воспитанию слишком мало внимания.
Сама мачеха не может меня воспитывать. Как она говорит отцу (при нем она не решается употреблять слова «дьявольское отродье», которые временами бормочет себе под нос), между нами слишком невелика разница в годах, чтобы мачеха могла рискнуть взнуздывать столь непокорный нрав. Мне двадцать два, ей – едва минуло тридцать. В эти годы она выглядит старухой.
Иногда меня сковывает ужас: неужто и я… Нет, нет. И я пристально вглядываюсь в зеркало.
Пока все хорошо.
– Виконт де Мальмер – уважаемый человек, достойный дворянин и верный христианин. И хотя разница в летах между ним и Мари достаточно велика, граф де Солари надеется, что этот брачный союз станет счастливым, – продолжала журчать мачеха. – Не правда ли, Мари? Не ты ли сама выбрала виконта де Мальмера, хотя остальных женихов отвергала одного за другим?
Мне показалось или в глазах святого отца мелькнул интерес? Словно блик на воде: мгновенно кольнул взгляд и исчез. Янтарные четки все так же текли в его натруженных пальцах. Стук-стук.
– Ну же, Мари, отвечай! – потребовала мачеха.
В
