есть. Идемте.
В кафуху эту мы частенько обедать ходим. Там и комплексные обеды, пардон, бизнес-ланчи, дешево и сердито – и котлетки с пюрешкой, и суши с роллами, и гамбургеры, в общем, на любой вкус. Даже кофе с пирожными есть. Если хошь, и на вынос. Видать, хозяева всем угодить пытаются, чтоб ни одного клиента мимо себя не пропустить. Жаль только, сейчас мне пожрать не придется, а я б очень не против, с утра только один бутер с докторской заглотил, плюс чаек. Свидетель, он – птица капризная, привередливая. Его заговаривать, направлять надо, дирижировать разговором. А как я буду с набитым ртом направлять? Вилкой дирижировать? Чуть что не понравится, и захлопнется, не будет говорить, зажмет что-нибудь важное. Упущу нить. Так что закажет она кофе – придется и мне кофеек хлебать, хоть я его и не люблю особо. Ладно, потерпим, потом пожру по-божески.
Пришли мы в «Сказку», сели у окна, единственный свободный столик. Народу – уймища. Правильно говорят, народ голодает. Вон сколько голодающих сбежалось. Запах стоял одуряющий, пахло теплыми булочками с корицей.
– Вам кофе взять, Елена Васильевна?
А она, меню пролистав:
– Закажите мне пива. Бургонь-де-Фландр. И сами возьмите чего-нибудь, не стесняйтесь. Я вижу, вы есть хотите.
– С чего вы взяли?
– Вы меню оттолкнули, а сами по чужим столам так и зыркаете. И ноздри… Они у вас раздуваются. Вы запахи поедаете.
Ну раз пошла такая пьянка… Я заказал себе обед и тоже взял пива. Обычного. «Степан Разин». Мне пиво принесли в высоком стакане, как положено, а Елене – в круглом бокале на высокой тонкой ножке. Манерно. И было оно, Еленино пиво, такого теплого темно-янтарного цвета, как чуть пережаренный леденцовый петушок на палочке. Мне даже почудился запах жженого сахара. И пена, плотная, но не высокая, как слой глазури на тульском прянике. Такое очень женское, женственное пиво.
Она подняла свой бокал на просвет перед окном. И карамельный янтарь в момент стал багровым. В самой сердцевине заворочался жидкий рубин. Живой. Сочный, как губы Елены. Он шевелил короткими золотистыми щупальцами, будто пытался вынырнуть на поверхность. Но багровая бездна, сжатая хрупким стеклом бокала, не отпускал его, давила, держала.
– Элка, она почему из дома на ночь глядя ушла? Они опять с Сережей полаялись. Даже подрались, кажется. Я не видела. Я в десять часов в свою комнату ухожу, и дальше, хоть они изорись, хоть всю квартиру развали, я не выйду. Они часто шумели по вечерам поздно, соседи жаловаться устали. А что мне-то жаловаться? Я давно сказала: «Мешают – вызывайте полицию». Вот они пересобачились, и Элка ушла в свою каморку ночевать. Она так делала не редко, обидится и уйдет до утра. А утром вернется. И как ни в чем ни бывало, оба-два сидят на кухне, пивком похмеляются.
Елена пригубила свое пиво. Именно пригубила, по-другому не скажешь. Там и не убыло ничуть. Слизнула плотную пенку с верхней губы. Поставила бокал, навалилась локтями на стол:
– Вряд ли я вам чем-то помогу. Какой смысл теперь про Элку рассказывать? Ее нет больше. Она
