Рейвен и пытаясь найти в нем сходство с внуком женщины, Стенли Фарроу, я вижу в ее лице не только властность, но также испорченность и тщеславие. И вспоминаю об одном французском графе, чья дама, испытывая его любовь, швырнула перчатку в логово львов. Граф совершил этот безумный подвиг и принес перчатку, на что король Франции – в стихотворении Ли Ханта[22] – воскликнул: «Тщеславье шлет людей на риск, но только не любовь».
Миссис Рейвен была из тех женщин, которые швыряют перчатку через прутья клетки и лишают мужчин благосклонности, если они не осмеливаются бросить вызов льву и поднять ее. Однако ее муж сам швырнул бы ее ко львам, посмей она говорить с ним в таком тоне. Помня о том, что рассказывал мне лорд Фарроу, я беру страницу из календаря, несу в свой кабинет и кладу в папку № 1, размышляя, до чего могла Оливия довести Каспара, а он ее. До чего вообще может довести жена мужа, а муж жену?
Я никогда не читал об этом, не слышал от других людей, но довольно часто думаю: сколько мужчин, оказавшихся в таком же своеобразном положении, разделяют мои чувства? Это ощущение появилось у меня довольно давно – что я интересен, грубо говоря, только как источник спермы. Это никогда не произносилось вслух, но оно присутствует в моей голове и – я в этом абсолютно уверен – в голове Джуд, реальное и неотступное. Ее страсть, если можно так выразиться, достигает пика в решающие дни в середине месяца, в каждый из этих дней. Больше никакой спонтанности, только рассчитанная и, как мне кажется, притворная потребность. Когда я добиваюсь близости, в пылком отклике Джуд есть что-то неестественное. Ни отказа, ни даже колебания. Иногда я чувствую себя машиной для оплодотворения, которую включают так часто, как это возможно. Будь мне восемнадцать, я считал бы такое положение дел приемлемым, но мне не восемнадцать, и я так не считаю. Теперь иногда я если и не отказываюсь, то колеблюсь. Во мне проклевывается страх, что я импотент.
И что еще более странно, мне снятся эротические сны. Я не видел их уже несколько лет. Будь это предметом для шуток, можно было бы сказать, что с таким страстным партнером они мне не нужны. Но сегодня такой сон снился мне опять, под утро. В нем присутствовала Оливия Бато и, как это ни странно, ее сестра Констанс, а также Джимми Эшворт. Я перевоплотился в Генри, необыкновенно элегантного в своем сюртуке и шелковой шляпе, а женщины принимают участие в одном из tableaux vivants[23], которые в викторианскую эпоху были эквивалентом современных шоу в стрип-клубах. Они изображают трех граций, обнаженные, похожие друг на друга и на мою жену. Она крепко спит, и она меня не хочет. Во сне ее искусственная страсть куда-то пропала, и балом правит подсознание, та часть Джуд, которая показывает, что она действительно хочет – или не хочет. Она даже сердито шепчет: «Нет, нет», – но я настойчиво повторяю: «Да, да», – и она неохотно уступает, все еще полусонная. Наверное, это первый раз за год, когда я действительно хочу секса, действительно хочу той, настоящей любви, свободной и стихийной.
Английский эссеист, журналист, поэт, драматург, критик.
Живая картина, мимическая интерлюдия.
