сглаз как «непредумышленное колдовство» без явного призыва нечистой силы, участие которой, по сути, исчерпывает объяснение причин возможных пагубных последствий человеческих контактов.
Шестое. Наиболее распространенный, «классический», вариант сглаза как раз и предполагает непосредственный визуальный и речевой контакт, приведший к негативным изменениям в жизни одного из собеседников без целенаправленных усилий другого причинить ему вред. Как же трактуется «поражающий потенциал» случайного взгляда? В древности, по словам Э.У. Баджа, «у многих народов было распространено мнение, что «маленький человечек в глазу», т. е. видимая в зрачке глаза фигура, может выйти из него, вселиться в другую особу и причинить вред любому другому человеку или вещи»[212]. Греческие и римские авторы, в частности Плиний Старший и Плутарх, полагали: голос, запах, дыхание, взоры обладателей завистливого ока излучают вредные эманации, заражающие воздух, через глаза, нос, рот и уши проникающие в жертву и наносящие ей ущерб. Сходное мнение высказывал и Гелиодор в любовном романе «Эфиопика». Объясняя причины внезапного недуга молодой красавицы, представшей перед толпой, как о чем-то само собой разумеющемся, он говорит о воздухе, насыщенном горечью зависти алчущих глаз и поразившем тело девушки. Любовь, добавляет Гелиодор, также взглядом воспламеняет душу, а потому подобна заразному сглазу. Согласно Плинию, феномен сглаза был настолько известен в Риме, что наказание за него было предусмотрено уже в изданных в 451 и 450 гг. до н. э. Законах XII таблиц, которые заключали в себе государственное, частное и сакральное права.
Трактовка сглаза как передающегося по воздуху болезнетворного излучения сохранилась в Европе на долгие столетия. И причиной тому послужил не только испуг безграмотных обывателей, но и попытки ученых понять природу зрения, опираясь на идеи древних мудрецов. Серьезный анализ эволюции теорий зрительного восприятия, естественно, не входит в наши планы, читатель. Но основной предмет средневековых дискуссий о механике зрения сформулировать просто: мы нечто видим либо потому, что оно излучает что-то, воспринимаемое глазом, либо потому, что сам глаз испускает «лучи», достигающие этого «нечто». Английский философ и естествоиспытатель, монах-францисканец Роджер Бэкон (1214–1292) объединил обе трактовки. Ему слово: «Ничто не может быть видимо, кроме как благодаря species (этот латинский термин русские переводчики оставили без перевода, поскольку «вид», «образ», «изображение» сочли не соответствующими мысли Бэкона. – А. Д.), исходящему от видимой вещи. Но среди мудрецов всегда существовало сомнение, распространяются ли от глаза вплоть до наблюдаемого объекта species, или зрительная сила, или зрительные лучи. Аристотель решает этот вопрос своим авторитетом… утверждая, что зрение есть не что иное, как распространение зрительной силы от глаза до видимой вещи. А если мы хотим подтвердить это с помощью высказываний святых, мы должны сказать, что и они согласны в этом
