вышла заспанная дочь Варя, на ходу запахивая теплый халатик. (Калошин жил вдвоем с дочерью – жена погибла в войну под бомбежкой, с нею погиб и их маленький сын, шестилетняя Варя успела уйти с соседкой в бомбоубежище, потому-то осталась жива.) Всю свою любовь они теперь отдавали друг другу, Варя с большим уважением относилась к работе отца, старалась по возможности всегда приготовить к его приходу ужин (завтрак, обед – в зависимости от времени суток), хотя особенными кулинарными способностями девушка не обладала. Но отец всегда хвалил ее за одно только старание, тем более, что она много работала – от своей матери она унаследовала уникальные способности к рисованию, писала чудесные пейзажи, выполняла заказы на оформление книг, чем неплохо зарабатывала.
Девушка взглянула на часы: стрелки показывали всего лишь восемь часов, и, если учесть, что это был воскресный день, все говорило о том, что вызов очень важный. Это Варя поняла и по лицу отца.
Он поцеловал дочь в щеку и направился к двери. Обувшись, оглянулся:
– Не жди, Варя, скоро. Убийство. И дело, видимо, не простое, – и уже выходя из квартиры, скорее для себя, пробормотал: – Ждал чего угодно сегодня, но не этого… – быстро сбежал по лестнице во двор и буквально бегом направился к сараюшке, где стоял милицейский ГАЗик.
У крыльца отделения милиции он был уже через десять минут. Доронин и Гулько курили во дворе, ожидая его. Завидев машину Калошина, они сразу же, не сговариваясь, выбросили окурки и, почти бегом, направились к автомобилю. Калошин, чуть притормозив, развернулся, и не дожидаясь, когда оперативники усядутся, резко рванул с места, так что оба пассажира буквально упали на сиденья.
– Так, что там известно? – Калошин полуобернулся к Доронину и Гулько.
– Дежурному, Геннадий Евсеевич, позвонила женщина и сказала, что к ней рано утром прибежали две девушки с озера – она живет неподалеку, у нее последний дом на улице Озерной, – и сказали, что убиты двое молодых людей – девушка и парень, они ей что-то кричали про разрезанное горло, но она толком ничего не поняла, так как у обоих девушек истерика, – Калошин согласно кивал на слова подчиненного. При упоминании о разрезанном горле, он тяжело и досадливо покачал головой:
– Что, разве не ждали мы этого с тобой? Только, при чем здесь эти ребята? И, что, вообще, это за молодежь? Откуда они там взялись? Или это не имеет никакого отношения ко вчерашнему делу? Хотя два дня подряд резаные горла – это навряд ли, случайность. – Калошин резко вертел руль на поворотах, жал на газ, торопился. – Сухарев поехал за следователем и судебным медиком. Приедут вперед нас, этот прокурорский выскочка начнет поучать, как обычно, розги – нам, лавры – себе. Так что, не взыщите за жесткую езду. Да и наряд, по-моему, отправили из двух молокососов, сумеют ли правильно распорядиться на месте? Кто там еще на озере есть, неизвестно. К Воронцову не посылали?
– Я сразу сказал дежурному, что Костя в командировке, – обернулся к Калошину
