истерично и в крике.
– Как это кого? Колю, Вальдемара своего…
– А…а…а! – снова противно завыла Милка.
– Ну что ты воешь? Успокойся… Наверняка они что-то там наверху чинят…
– Каким верхом?! – кричит, переходя на истерику. – Нет никакого верха! Ты наверх посмотри! Ничего нет! Ты поняла! И наших мужиков тоже… А…а…а! – опять противно воет…
– Да нет же! Они где-то рядом, они…
– Нет их! Нет! – категорично и истерично. – Все! Все! Нам копец! Ты поняла, сука? Ты, глядь, никак еще не поймешь, что их нет, а следом и мы. А…а…а!
– А ну, сейчас же перестань выть! Скажи толком, ты смотрела, искала? Может, они раненые, ты их должна была вытащить, перевязать…
– Кого? Кого я должна была! Тебя? – и снова с противным криком у меня за спиной.
Я сижу в воде и мне дико холодно, но еще оттого, что до меня начинает доходить смысл ее истеричных выкриков…
– Это что же… Мы остались, а они… Может, они на спасательном плоту? Ты смотрела, искала их…
Удар в спину ее ногой пришелся так неожиданно, что у меня даже клацали зубы и следом удары в спину просто посыпались, и не только, а еще в голову… Боже, как больно!
– Да ты что? Прекрати! Больно! Остановись! Что ты делаешь? Я же сказала…
Превозмогая боль, пытаюсь подняться, выйти из соприкосновения от этих идиотских, резких ударов ее босой ноги, но у меня ничего не получается. Мне больно не только ее удары, а даже шевеления самого тела и потому ей:
– Все! Все! Больно! Прекрати! Прекрати, я сказала! Милка, дура, остановись…
Костлявая холодная рука больно ухватила за плечо…
– Это все ты, ты! – орет прямо над ухом. – Это ты меня уговаривала, а я не хотела, я чувствовала… На тебе, на! – больно бьет в спину и голову. – Я убью тебя!
– Отпусти… – хриплю, потому что она уже обхватила рукой за шею и тянет к себе, старясь меня задушить… Спасение приходит от внезапной догадки, и я ей:
– Ты ведь одна останешься…
Только теперь руки ее ослабевают и следом противный бабий вой…
– А…а…а! Мама! Ма… мочка… а…
И на меня, опрокидывая, всякое присутствие духа, налетает тяжелой волной осознание того, что их, наших мальчиков: моего Коленьки, Колюни, Николаши нет, и сама… Пытаюсь удержаться и прочь отгоняю панические мысли, но все равно они путаются, обжигают своей неизбежностью…
– Помоги мне, Милочка. Прошу тебя, мне холодно…
Потом она снова ухватила своими холодными и костлявыми руками, больно стиснула под мышками и следом тянет вверх…
– Ну же! Еще, еще! —теперь уже громко просит, – толкнись хоть ногой. Помоги мне, Райка!…
Первое что вижу – это ее…
Она забилась с ногами, вся поцарапана, ссадинами на лице, руках и ногах, а по телу синяки, волосы спутаны, и следа не осталось от ее былой красоты… К тому же она в какой-то
