да?
– Да, ножной, одновременно с дудкой… Не знаю… Глубоко африканское что-то…
Когда после антракта вышли опять те же, и оригинальная певица затянула очередной блюз, Катька приуныла.
– Что, Лео не будет играть?
– Так маримба же стоит.
– Может, они передумали, не пустили его…
– Или он испугался, тебя из-за кулис увидел… – пошутила я, и зря.
Катька побледнела.
– Ты же знаешь, мам, как он волнуется. Может, правда?
– Успокойся! Вон штора колышется, видишь? Кулиса. Стоит там твой принц, трясется.
– Да? Тебе видно, как он трясется?
– Слышно, в основном.
Катька с сомнением стала вглядываться в кулисы.
– Да, мне кажется, я тоже ботинок вижу.
– Ну раз есть ботинок, то где-то рядом должен быть и Лео, – успокоила я ее. – Если только он его не потерял, как свой домашний тапок…
Наконец музыканты ушли, предупредив по-литовски, что еще вернутся, мы это кое-как поняли. И вышел наш принц. Умопомрачительно красивый, с пунцовым румянцем, как и положено, смущенно улыбающийся.
– Ох, если бы его не было, надо было его для тебя придумать… – прошептала я. – Ну не бывает таких мальчиков, просто не бывает.
Катька выпрямилась на кресле, улыбаясь, трепеща и волнуясь.
Лео подошел к маримбе, взял палочки, занес их над клавиатурой. Потом взглянул в зал. Мне показалось – ничего и никого не увидел, он смотрел далеко поверх и первого ряда, и третьего. Улыбнулся, снова посмотрел на клавиатуру, поднял палочки, перевел дух и заиграл.
– Это «Свадьба ягненка», «Свадьба ягненка»… – почти неслышно прошептала Катька.
– Да, как-то очень зна́ково… – пробормотала я.
– Что, мам?
Я нахмурилась и приложила палец к губам.
Лео играл легко, вдохновенно, виртуозно перебирая четырьмя палочками по большой клавиатуре, чуть наклоняясь к ней и покачиваясь в сложном ритме длинного произведения.
– Ты слышишь там мелодию? – тихо спросила я Катьку.
Та, счастливая, кивнула.
– Вот бы вам вместе какой-нибудь оригинальный номер сделать. Маримба же латиноамериканский инструмент…
– Африканский, – поправила меня Катька, – но играют сейчас в Латинской Америке.
– Ну да. А ты как раз хорошо латиноамериканские песни поешь. Вот бы вместе выступили…
Катька качнула головой. Лео тем временем перевел дух и, пока зал хлопал, обвел глазами первые ряды, точнее, столики. Не сразу почему-то он обнаружил Катьку. Может быть, не ожидал, что она сидит так близко. А когда увидел, то улыбнулся – широко, радостно.
– Удивительная у него улыбка. Сердечная, искренняя… Я тебя понимаю, – сказала я Катьке.
Та, светясь, взглянула на меня.
– Интересно, его родители в зале? Отца почему-то не вижу.
– Он на
