карты. Германия Вильгельма II не хотела войны; но она бросилась в нее внезапно, очертя голову и с первой же недели создала политическую ситуацию, на которую ее тогда уже не хватало. С Бельгией и Люксембургом она поступила по бисмарковскому принципу «сила предшествует праву» – и вооружила весь мир против себя. Я говорю «весь мир», потому что влияние Англии охватывало его целиком.
В начале войны Англия не была вооружена. Было бы совершенно в духе ее традиционной политики предоставить Германии борьбу с Францией и Россией – а самой наблюдать за их взаимным истреблением, чтобы затем в известный момент выступить посредником. Это помешало бы войне достигнуть таких грандиозных размеров, но Германия явно рассчитывала укрепить за собой Бельгию и тем побудила Англию немедленно вмешаться. В настоящее время остается невыясненным, насколько германское вторжение в Бельгию морально оправдывается тем, что оно просто опередило аналогичный замысел французов, но что касается Люксембурга, то этот аргумент в любом случае несостоятелен, а правонарушение не изменяется в зависимости от величины государства, против которого оно направлено.
Вторжение в Бельгию и Люксембург можно понимать как бисмарковскую политику насилия, но выполненную не государственными деятелями, а генералами, без высших соображений Бисмарка о ее возможных опустошительных последствиях.
Впоследствии, в течение войны, германское высшее командование часто прибегало к насильственным приемам, которые приносили нам больше вреда, нежели пользы, но тогда уже средства эти могли найти себе оправдание и объяснение, они иногда бывали даже вынуждены тем, что Германия боролась за свое существование, а неприятель не желал идти на соглашение и не давал возможности выбирать средства. Применение ядовитых газов, воздушные налеты на безоружные города – все это было отчаянными мерами, вызванными безжалостностью врага, обрекавшего немецких женщин и детей на голодную смерть и ежедневно повторявшего, что Германия должна быть уничтожена.
В момент объявления войны этих факторов не было, и только вторжение в нейтральные области породило атмосферу страшной ненависти и мстительности, которая и довела борьбу до войны на уничтожение.
Политика Англии в отношении Наполеона I также развивалась скорее на дипломатическом, чем на военном поприще; и все говорит за то, что Англия первоначально не имела намерения вмешиваться в конфликт, а удовлетворилась бы тем, что Германия постепенно бы ослаблялась и помимо нее.
Поскольку ныне я в состоянии окинуть взором общее положение того момента, то считаю, что наши послы в Лондоне неповинны в неверной оценке английской психологии. Они предсказывали и предостерегали вполне правильно, а последнее решение насчет вышеупомянутого английского ультиматума последовало в Берлине, а не в Лондоне. Да и германское министерство иностранных дел никогда не пошло бы добровольно на такой насильственный шаг,
