потому что спешили на завтрак, а как я вскоре поняла, опоздавшие его лишались. Скорее всего, из-за тяжелого времени, о котором за последние несколько дней, я слышала как никогда часто.
Зеркало над умывальником было грязным. Я протерла зеркало рукой, и мне вдруг стало больно от застывшей в нем девочки, с темными кругами под глазами и короткими, наспех остриженными волосами, которые я когда-то так сильно любила.
Я прикоснулась ладонью к своим щекам. Они впали! Мне довелось провести в работном доме менее суток, а худоба Аманды, уже не казалась мне столь ужасной. Мое отражение было похоже на отражение мертвой девочки. Девочки, которая умерла несколько дней назад, но вдруг оказалась среди живых! Только вот ее уже никто здесь не ждал.
Господи! Милый мой ангел-хранитель, помоги мне!
Когда мы шли по длинному коридору в столовую, нас сопровождала миссис Лафайет и, не унимаясь, угрожала карцером. Женщина, как обычно шла большими шагами, и лишь изредка оборачиваясь на нас, строго повторяла, чтобы мы затихли, иначе будем отбывать наказание все в том же карцере.
Я не знала что такое карцер, но судя по реакции детей, в миг проглотивших свои языки, это было ужасное место. По сути, карцером была тюрьма в тюрьме.
Мне здесь не место. Мне нужно бежать отсюда, иначе у меня отрежут часть мозга и сделают из меня молчаливое чучело. Мне нужно бежать!
Меня вдруг охватила жуткая тоска, и я остановилась. Я не хотела и шага сделать более. Позади в меня кто-то врезался, и колонна остановилась следом за мной.
Надзирательница, заметив это, побагровела от злости и, подлетев ко мне словно огромная старая летучая мышь, закричала:
– Что ты вздумала? В карцер захотела?!
– Я хочу домой, – проговорила я, едва сдерживая слезы, – Отпустите меня, пожалуйста, миссис Лафайет. Молю вас.
Я услышала насмешки из остолбеневшей посреди коридора толпы.
– Домой? – повторил кто-то.
– За эти слова ее точно поколотят, – услышала я. – Она точно влипла!
Не сомневаюсь, что каждый из этих детей меня понимал, только вот они знали больше чем я. Иначе проситься домой, бросились бы все. Но здесь никого домой уже никогда не отпустят.
Мне здесь не место.
Надзирательница выпрямилась и, глядя на меня с высоты своего двухметрового роста спросила:
– Ты все еще не поняла, куда ты попала, деточка?
– Я хочу домой. – Мой взгляд не мог противостоять испепеляющему взору миссис Лафайет, и я опустила голову. – Прошу. Мне здесь не место.
– Теперь твой дом здесь, и чем скорее ты это осознаешь, тем лучше, – проговорила твердым надменным голосом надзирательница. – Забудь о своей прошлой жизни и о своих тунеядцах родителях. Твой пьяница-отец пришел к нам просить еды, и мы приняли его. Мы приняли тебя. Зачем? Чтобы слушать разговоры о доме и о том, как хорошо там, за стеной? Разве ты забыла как там, за стеной? Ты только оттуда. Там голод и смерть! Там чума
