Западе суждения о России как исключительно холодной и мрачной (а в политическом отношении деспотичной) стране[71], убеждая публику, что на самом деле империя царей состоит из множества природно-географических зон, природная среда и климат которых не так уж и сильно отличаются от британских.
Следует заметить, что в текстах Споттисвуда и Ридли (у Брауна по понятным причинам – реже), как и у многих других европейских путешественников, присутствует не только тщательная фиксация всех отрезков маршрута (это было очень важно для правильного определения своего местоположения, поскольку в России того времени дорога как один из важнейших параметров этого находилась вне культуры[72], практически отсутствовала в привычном для европейца виде[73]), но и точная (у Ридли – вплоть до минуты) хронология нахождения в узловых точках пространства[74]. Разумеется, это было не случайно – у большей части населения нашей страны «время разумелось цикличным, растяжимым, процессуальным. Крестьяне придерживаются официального времени в рамках календаря, когда выходят из своего микромира во внешний для них. Но и в разносторонних контактах с ним, когда дело заходило о событийной стороне жизни, крестьяне опять погружались в "свое" время, как бы встроенное внутрь официального, государственного»[75]. На Урале простые люди зачастую определяли время суток по тени от палочки, вставленной в середину доски[76].
Огромные расстояния, дефицит или фактически отсутствие европейской хронологической системы таили в себе опасность почти полного растворения европейца в чужом для него мире, несли угрозу «одичания». Поэтому постоянное напоминание о времени и температуре воздуха в привычной нам метрологии разграничивает у авторов космологический и исторический способы описания, является одним из важнейших маркеров цивилизации, служит защитой собственной идентичности, ограждает путешественника от деевропеизации в условиях иной культурной среды, предотвращает угрозу возврата в собственное далекое прошлое, ведь «путешествия в пространстве – это и перемещения во времени»[77]. Поскольку в мифопоэтическом мире путешествия не действуют законы физики, прибытие вояжера туда, где присутствуют традиционные культуры, позволяет ему опровергнуть гипотезу С. Хокинга о защищенности хронологии, математически не допускающую перемещения в прошлое, и оказаться во вселенной К. Гёделя, в которой такая миграция возможна. Менее последовательно авторы придерживаются единообразия в обозначении расстояний: в своих текстах они используют как английские ярды и мили (а также метрические километры), так и русские версты, – известно, что Порядок и Хаос, цивилизация и варварство обычно находятся в динамическом единстве.
Несмотря на то, что большинство западноевропейских исследований XIX в. носят крайне этноцентрический характер, в которых незападные народы почти неизменно находятся на низких
Более того, дорога в русском фольклоре является метафорой болезни и смерти, в доме, построенном на дороге, гибнут дети, скот и птица. С дороги приходят болезни, которые называются ветреными (происходящимии от ветра, с ветру, т. е. извне), в частности оспа, холера, тиф
Все даты, встречающиеся в публикуемых в данной книге сочинениях, приводятся по григорианскому календарю.
The Cambridge History of Travel Writing. P. 16.
