в которых я участвовал до сих пор, мы уступали противнику в числе, но я не чувствовал реальной опасности. Мне совершенно не нравилось летать над вражеской территорией, особенно зимой, но это была часть нашей работы. Первое время вражеские пилоты были сущими любителями, плохо подготовленными. Они почти не пытались атаковать единым соединением. Они летали разрозненными группами и атаковали поодиночке, словно у них даже не было ведомого.
Однажды (это было на Кавказе) мы вылетели вместе с Йоханнесом Визе, Крупински и другими, нас было 10, и мы встретили примерно 20 русских истребителей – Яки и другие. Тогда я впервые увидел, как русские пытаются таранить наши истребители. Они действительно хотели этого. Мы сбили несколько самолетов без потерь с нашей стороны, но это был потрясающий момент. Позднее я видел это еще пару раз. Но я до сих пор не знаю, что это было – отвага или отчаяние.
Советские пилоты со временем становились все лучше. В их гвардейских полках воевали несколько летчиков, которых можно отнести к лучшим в мире. Позднее я сражался с ними на Кавказе и в Крыму. Но самым страшным противником на Восточном фронте была погода, этот ужасающий холод. Еще одну вещь следовало помнить: нельзя позволить себя сбить и попасть в плен. Если тебя не расстреляют сразу, ты еще пожалеешь об этом. Чувствовать себя в безопасности можно было только на своей территории.
Я впервые встретился с Гитлером 2 или 3 сентября 1942 года, когда он награждал меня Дубовыми Листьями. С марта 1942 года я был командиром II/JG-52 после того, как получил звание капитана. Я вместе с несколькими другими летчиками должен был посетить Ставку Гитлера. Нас предупредили, что он довольно странный человек, поэтому нужно проявить терпение, если он вдруг ударится в рассуждения на философские темы. Я на своем истребителе прилетел на тыловой аэродром и там пересел в транспортный самолет. Прочитав свежую газету, я узнал, что Марсель награжден Дубовыми Листьями и Мечами. Я подумал: «Вот ублюдок, наконец-то он сделал хоть что-то правильное». Потом мы узнали, что в Египте он сбил 17 английских истребителей за три вылета. Для меня это было нечто невероятное. Прямо в самолете я написал ему письмо и отправил сразу по прибытию, прежде чем встретиться с Гитлером и Толстяком Номер Один. Я не знаю, получил ли он его.
Я стоял перед Гитлером вместе с Новотны и Раллем, когда он вручал нам награды. После этого состоялась небольшая беседа, пока накрывали стол. Гитлер был в хорошем настроении, улыбался и был счастлив. Я могу сказать, что все это изменилось с ходом войны. Он никогда не был впечатляющей фигурой и с каждым разом становился все более ничтожным.
Он расспрашивал нас о войне, которую, как предполагалось, мы выигрываем, что мы думаем об освоении оккупированных восточных территорий. Я сказал: «Надеюсь, что фюрер не слишком занят этим, так как не следует строить долгосрочные планы». Он посмотрел на меня так, словно его хватил удар. Затем он попросил меня пояснить свое заявление. Я просто сказал, что в войну вступили Соединенные
