что и в этот раз все ограничится напряженным, звенящим молчанием. Но неожиданно Корнелий заговорил – глухо и как-то тихо, глядя на дорогу перед собой.
– Знаешь, когда-нибудь у тебя тоже будут дети. И тогда ты испытаешь то же, что сейчас испытываю я, глядя на тебя.
Нела посмотрела на него – он всегда был так тверд и уверен в себе, как и полагается главе крупнейшей в стране корпорации. Его лицо всегда было спокойным и немного надменным, и ни одна жилка не выдавала в нем обычного человека со своими слабостями (были ли они, эти слабости? – Нела не была уверена). Но сейчас ей почему-то стало жалко его. Он казался раньше времени постаревшим и каким-то усталым. Унизительное чувство стыда зародилось где-то в глубине сознания, и Нела отчаянно старалась его погасить, сжав руку в кулак и впиваясь ногтями в собственную ладонь.
– У меня такого не будет просто потому, что я – не ты, – сухо сказала она, пытаясь сделать голос увереннее. – Моим детям не будет стыдно.
Эти слова прозвучали слишком резко – она даже не узнала собственный голос. Неле захотелось сжаться в комочек, уменьшиться до размеров горошины. А лучше – манного зернышка. Это была просто жалкая попытка сохранить лицо.
– Пусть так, – пожал плечами Корнелий. – Не важно, какие у тебя убеждения. Но и ты однажды поймешь, каково это – когда твой ребенок идет против тебя. Дети не должны предавать родителей.
Нела отвернулась к окну, чтобы отец не увидел в ее глазах того, чего не должен был увидеть. Ей вдруг стало невыносимо холодно, хотя в машине отопление работало даже слишком хорошо. Наконец она проговорила:
– Я не предавала тебя. Я просто не согласна с тобой, и это мой выбор.
Она тщательно выбирала слова, чтобы отец не заподозрил ее в слабости. Корнелий, кажется, хотел что-то сказать, но только бессильно покачал головой.
– Осторожно! – вскрикнула Нела, когда на дороге мелькнула тень и исчезла под колесами.
Корнелий наконец поднял голову. Нела бросилась к окну и увидела резкий, размазанный по дороге темно-красный след и серые клочки, исчезнувшие под колесами следующей машины.
Корнелий молча смотрел вперед, на дорогу, не мигая. Затем он, не поворачивая головы, задумчиво спросил, словно бы ни к кому не обращаясь:
– Скажи, я действительно заслужил этот позор?
Нела застыла. Потом снова медленно, словно ощущая скрип, повернула голову назад, но в заднем окне, конечно, был только слепящий свет фар едущей следом машины. А вокруг – темнота.
– Пап. Кажется, ты сбил кошку. Или голубя…
Нела вжалась в холодное бежевое сиденье и так же, не мигая, смотрела на отца. Корнелий не отреагировал на ее слова. Несколько секунд звенящая тишина скребла коготками по ушным перепонкам. Фонарей впереди стало меньше. Машина выехала с центральных улиц Сиэтла, начались сонные изнеженные особняки и таун-хаусы Медины, спрятавшиеся в ночном тумане озера Вашингтон между многолетними вечнозелеными
