1. Опера в бане
Снег покрыл все видимые поверхности поселка Снегири Московской области, и на улице Ленина было белым-бело. Снег лежал повсюду и блестел так красиво, будто был декорацией – «Мосфильм» отдыхает! Но случайные прохожие не слышали хруста этого снега под ногами, потому что из самого большого в этом районе дома раздавался пьяный вой. Прислушавшись, в этом наборе звуков можно было опознать арию Гремина из оперы «Евгений Онегин», которую пытался исполнить красномордый от водки и парилки министр образования СССР Иван Иванович Огурцов, вышедший из бани в чем мать родила, но прикрывший причинное место зимней шапкой. Высокий и мощный чиновник готовился прыгнуть в сугроб и пел: «Онегин, я скрывать не стану, безумно я люблю Татьяну…» Готовясь к прыжку с платформы у входа в парилку, он вытянул руку вверх, словно держал в ней меч, и резко опустился на корточки. В этот момент из бани выскочила женщина в купальнике, с огромной прической, которую в народе называли «халой», и закричала: «Ваня, ты что, охренел?!»
За ней выбежал невысокий полуголый мужчина, взволнованно, но негромко повторявший: «Иван Иванович, будьте осторожны, тут сильный контраст температур!» Министр отмахнулся от обоих, пробурчал себе что-то под нос и прыгнул в сугроб. В полете он уронил шапку, так что в холодную снежную кучу провалился абсолютно голым. Он даже не предполагал, что ощущение от соприкосновения распаренного тела с холодным снегом может быть таким мерзким – все внутри как будто загорелось и сердце остановилось. Иван Иванович не мог произнести ни звука и в ужасе успел подумать, что у него инфаркт «миокарда или как там его…»
Он не помнил, как оказался у красивого камина завернутым в одеяло, – вряд ли мужчина и женщина доставили его в дом на руках: оба были намного мельче Ивана Ивановича; тут он внезапно сообразил, что зимняя шапка осталась где-то в сугробе, а на нем нет даже трусов. «Как-то неудобно, в гостях же», – подумал он. В это время его жена Роза Ильинична, та самая женщина с «халой», вытирала ему волосы – точнее, лысину, вокруг которой было несколько волосин, – полотенцем и причитала: «Ваня, ну как же так неосторожно, можно же заболеть». Хозяин дома, профессор Владимир Залманович Гордон, которого все называли В. З., напряженно наблюдал за Иваном Ивановичем.
– Ну как вы? Лучше? – нервничал он.
– Все хоккей, Вовик, варенья хочу, – ответил министр.
– Не вопрос, сейчас у Тамары узнаем.
В. З. отправился на кухню, где его жена накрывала на стол. Супруги о чем-то пошептались, и, похоже, Тамаре было не до варенья, так как она резала салат и жарила картошку. В. З. сам достал крыжовниковое варенье и вместе с большой ложкой принес Ивану Ивановичу, который явно повеселел и заулыбался, увидев банку.
– Ваня, ну что это, аппетит испортишь, – пробурчала Роза Ильинична.
Где-то на пятой ложке довольный Иван Иванович сказал:
– Классный ты мужик, Вовик, очень хороший друг мой.
– Спасибо, Иван Иванович, – ответил В. З. – Я тоже очень вас ценю! Вы для нас столько делаете, большое у вас сердце!
– Да
