href="#n52" type="note">[52] в 1935-м, когда тот приехал в Алжир представлять свой роман «Годы презрения», первую книгу о нацистском варварстве и посягательстве на человеческое достоинство. Мате испросил разрешения переделать роман в пьесу, и Мальро прислал телеграмму, состоявшую из одного слова: «Играйте».
В труппе Мате творческий процесс был коллективным и анонимным: имена авторов, техников, артистов не указывались, они не выходили на поклоны, не стремились к известности, получали мало или совсем ничего не получали, каждый зарабатывал на пропитание, но смыслом жизни был театр. За билеты никто не платил, но зрители могли делать добровольные пожертвования. Денег у них не просили, но помогали осознать свою гражданскую значимость и понять, как устроен мир.
У Падовани Мате был своим человеком, как-то раз он даже сыграл здесь спектакль.
Мишель принесла заказ и прервала разглагольствования режиссера. Йозеф, Морис и артисты начали передавать друг другу тарелки и принялись за еду. Посетителей пришло так много, что Падовани поставил им стол на открытой террасе. Декабрьская ночь была по-весеннему теплой, усеянное звездами небо отражалось на неподвижной морской глади.
Два цыганских гитариста Тони и Жанно кружили головы слушателям, собравшимся перед эстрадой. Сидящие на песке люди предавались беседе под звуки волшебной музыки.
Йозеф закрыл глаза. Мелодия пронзала ему сердце, опьяняла виртуозностью, у него кружилась голова, дрожали губы. Он встряхнулся, почувствовав на себе взгляд Кристины.
– Потанцуем? – спросил он.
– Под эту музыку не танцуют – ее слушают.
– А вот у меня затекли ноги, – вмешалась в разговор Нелли.
Она поднялась и протянула Йозефу руку. Нелли было все равно, что подумают о ней окружающие, она не придавала значения пересудам и сплетням «этих примитивных обывателей», стремясь подтвердить свою репутацию «плохой девчонки». Еще в школе она никогда не опускала глаз, если ей делали выговор, и даже огрызалась – «ну что за дерзкая нахалка!». Нелли курила на улице, выходила без шляпы, слишком громко смеялась, слишком ярко красилась и носила в обычной жизни сценические платья. Нет, Нелли не была шлюхой – она ломала комедию, делала что хотела и когда хотела.
– Придержи коней, – посоветовала Кристина, – у мсье сердечная рана.
Йозеф нахмурился, а покрасневший от неловкости Морис взглядом попросил у него прощения: «Ну что с нее возьмешь, женщина, она и есть женщина, все они трещотки и сплетницы, рассказываешь ей по секрету о горестях лучшего друга, заставляешь поклясться, что будет молчать, а она тут же передает все… двум-трем закадычным подружкам. Ничего страшного, конечно, не случилось, но теперь весь Алжир в курсе…»
Да, мужчины и одним взглядом могут многое сказать друг другу.
У Нелли были невероятные зеленые глаза и полное отсутствие чувства ритма, но она, как настоящая актриса, умела подчиняться партнеру, позволяя ему вести.
– Не
