Никита резко остановился и втянул ноздрями воздух. «Дым! Чувствуете?» – его голос звучал настороженно. Отряд замер, все прислушивались и принюхивались. В воздухе действительно всё отчётливей пахло дымом. «Лес горит?» – спросил Захар. Никита отрицательно покачал головой. «Нет, скорей Покча, чувствую, мясом горелым пахнуло». Дружинники вцепились в удила, готовые сорваться с места и понестись напролом к Покче, но Михаил остановил их. «Идём в обход, переправимся чуть дальше от Покчи, чтобы нас не заметили и не перестреляли во время переправы, обойдём и ударим с тыла», – приказал князь. Они свернули с тропы, ведущей к переправе, и поскакали вдоль реки напролом по чащобе. Ветки хлестали Михаила по лицу, копыта коня путались в папоротнике, хвоще и низкорослом кустарнике, и всё же, прижавшись к конской спине, он всё погонял и погонял Снежка.
Они выскочили на берег Колвы и сразу направили лошадей в воду. Река здесь была гораздо глубже, чем на переправе. Лошади уже не доставали копытами дна, плыли, высоко задрав морды с хищно раздутыми ноздрями. Они тоже чуяли запах дыма, тонкой струйкой стелившегося по реке. Вода была ещё очень холодной, впитывалась в одежду, утяжеляя всадников, спину сводило судорогой холода, Михаил облегчённо выдохнул, выбравшись на берег, и, не дожидаясь остальных, рванул к городищу. Оттуда доносились по воде звуки битвы: улюлюканье, крики, звон металла, глухие тяжёлые удары. «Выбивают ворота, гады! – подумал Михаил. – Успеть бы до того, как проломят!» Князь уже нёсся во весь опор через лес, впереди забрезжил свет, деревья кончались. Отряд подскакал к кромке леса и остановился по знаку князя. Вид открывался безрадостный: Покча местами горела, больше сотни всадников на низкорослых лошадях, круглолицых, узкоглазых, с кривыми мечами и луками в руках носились вдоль ограды, закидывая в городище горящие факелы, улюлюкая и пуская стрелы. Со стен на них лились кипяток и смола, сыпались стрелы, но лошадки нападающих оказались довольно юркими, ловко отскакивали подальше от опасных стен, а наездники умело заслонялись от стрел круглыми деревянными щитами, у некоторых обтянутыми кожей. Несколько пеших налётчиков в это самое время с разбегу ударили бревном в тяжёлые ворота, раздался характерный треск, который донёсся и до отряда Михаила. Одна створка сошла с петель, и нападающие устремились в открывшуюся брешь. Михаил подал знак отряду и рванул с места, его отряд летел прямо в тыл сгрудившимся у ворот налётчикам. Воинственный клич княжеских дружинников заставил разбойников разворачивать лошадей в их сторону. В городище, видимо, тоже ждали хлынувших в ворота налётчиков и начали теснить их обратно за ограду, где уже вовсю орудовал мечами отряд князя, внося сумятицу. Разбойникам приходилось защищаться с обеих сторон, в тесноте, мешая друг другу. Михаил сражался с яростью, казалось, всю боль и гнев, накопленные в его душе, он вкладывал сейчас в удары своего меча. Он рубил, колол, его меч с визгом рассекал воздух, отрубая руки, головы, вонзаясь в неприкрытые сталью тела,
