ее стулом, чтобы никто ко мне не вошел. Повалившись на кровать, я натянул на голову одеяло и сконцентрировался на дыхании – так, как учили нас в боксерской секции. Вдох. Выдох…
Снаружи доносились какие-то звуки: скрипели половицы, завывал ветер, мелкий дождь стучал по крышам. Несмотря на всю эту какофонию, я услышал, как открылась входная дверь и кто-то тихо, как мышь, выскользнул на улицу.
Всю жизнь я был уверен, что мама любит меня больше всего на свете. Я был ее первенцем, ее первым сыном, светом ее очей. Теперь все изменилось. Все полетело к чертям. По щекам моим текли слезы. Я ударил себя по щеке, чтобы успокоиться. Не помогло. Я ударил сильнее.
В коридоре раздались мамины шаги, тихие и ровные, как биение сердца. Она остановилась у моих дверей, но не осмелилась постучать. Мне казалось, я чувствую запах ее позора, казалось, что ее грех висит в воздухе и до него можно дотронуться. Бог знает, как долго мы оба выжидали, прислушиваясь к дыханию друг друга и пытаясь догадаться, о чем сейчас думает каждый. Потом она ушла – словно ей нечего было сказать, нечего было объяснить. Словно мое мнение, мой гнев, моя боль ровным счетом ничего для нее не значили. Она ушла, оставив меня в одиночестве.
Тогда я понял: все, что дядя Тарик рассказывал про мою мать, чистая правда. Еще я понял, что должен раздобыть нож. Складной, с деревянной рукояткой и острым изогнутым лезвием. Конечно, это было противозаконно. Никто не хотел навлекать на себя неприятности с полицией, продавая пружинный нож, тем более такому зеленому пацану, как я. Но я знал, куда идти. На примете имелся нужный человек.
У меня и мысли не было кого-нибудь зарезать. Все, что я хотел, – хорошенько ее припугнуть. Или его.
Пикник с барбекю
Стамбул, 1954 год
Все свое детство Эдим разрывался между двумя отцами: своим трезвым Баба и своим пьяным Баба. Два этих человека жили в одном теле, но различались как день и ночь. Контраст между ними был так разителен, что маленький Эдим думал, будто каждый вечер его отец выпивает некое волшебное снадобье. Это снадобье не превращало лягушек в принцесс и ведьм в драконов – оно превращало человека, которого он любил, в чужака.
Баба-трезвый был сутуловатым словоохотливым мужчиной, который обожал проводить время со своими тремя сыновьями: Тариком, Халилом и Эдимом. Куда бы Баба ни шел, он непременно брал с собой одного из мальчиков, и тот, на кого падал его выбор, был на седьмом небе от счастья. Везучий мальчик вместе с отцом отправлялся к его друзьям, прогуливался по улице Истиклал, а иногда даже шел к отцу на работу, в гараж поблизости от площади Таксим, где отец служил старшим механиком. Сюда пригоняли огромные машины со звучными труднопроизносимыми именами, здесь их ремонтировали или разбирали на части. «Шевроле бель эйр», «бьюик роудмастер», «кадиллак флитвуд» или же «мерседес-бенц». Мало кто в городе мог позволить себе подобные модели. Как правило, их владельцами были политики, бизнесмены, владельцы казино или футболисты. На стенах гаража висели фотографии, где сияющие механики были
