вставай, – распорядился Прокопий Силыч. – Ступай в свою избу и в кровать полезай. С этого дня мы с тобой много чего сделали, а завтра доделаем всё, что осталось. Так что спи, отдыхай и готовься к новой жизни, голубок. Отныне ты, как и мы, агнец Божий, а это значит, ты навек с нами, если и дальше жить хотишь…
Прежде чем вломиться в дом Гавриила Лопырёва, Ивану Ильичу Сафронову пришлось применить силу. Ударив кулаком в лицо вставшего у него на пути слугу, он отшвырнул его в сторону и открыл дверь.
– Эй, Гаврила! – закричал он, переступив порог. – Где ты прячешься, дерьмо собачье? Если не объявишься прямо сейчас, я запалю твои подлючьи хоромы, слышишь?
– Ты наган-то убери, – отозвался Лопырёв откуда-то сбоку. – А то я с ружьём, предупреждаю. Прежде чем ты меня увидишь, я вперёд пальну и не промахнуся!
Сафронов покрутил головой и поднял вверх руки.
– Вот, погляди, без нагана я! – крикнул он, вращая головой. – Я поговорить с тобой пришёл, а не дуэли устраивать!
– Что ж, я к твоим услугам, – вышел из-под ведущей на второй этаж лестницы Лопырёв. – Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться, тебя видя, Ваня?
– Мне начхать, что ты испытываешь, на меня глядя, но разговор промеж нас будет серьёзным! – воскликнул Иван Ильич, проходя в зал и садясь на стул. – С некоторых пор твоя семейка существенно досаждает мне, Гаврила!
– Это что, ультиматум? – поинтересовался Лопырёв, входя следом за ним в зал. – А ты уверен, что явился ко мне с трезвой башкой, Ваня?
– И-и-и… почему я тебя раньше не убил, гада? – усмехнулся, глядя на ружьё в руках Лопырёва, Сафронов. – Сколько раз ты подводил меня за время нашей дружбы, а я…
– У тебя кишка всегда была тонка, Ваня, – осклабился Лопырёв, опуская ствол ружья вниз. – А вот я на многое способен. Что мне не понравится в твоём поведении, так я мигом разнесу твою черепушку серьёзным зарядом картечи.
– Нет, в лицо ты мне не пальнёшь, зря не богохвалься, трусливая гнида, – переходя со стула в кресло и поудобнее устраиваясь в нём, сказал Иван Ильич. – А в спину, пожалуй, сможешь. Но я не повернусь к тебе спиной, не надейся.
– Не повернёшься и не надо, – усмехнулся Гавриил, усаживаясь на стул в стороне и укладывая ружьё на колени. – А в тебя стрельну, даже не сомневайся. А сын опосля избавится от твоего бренного тела.
– Мне всё понятно, – ухмыльнулся Сафронов. – Вы теперь оба бандиты.
– Эй-эй, полегче! – угрожающе свёл к переносице брови Лопырёв. – Ты не очень-то словечками разбрасывайся, дружище. Явился в чужой дом, сыплешь оскорблениями… Веди себя прилично, Ваня. Это не я, а ты ко мне явился, помни о том!
– Да, я явился к тебе, но не собачиться, а говорить о деле, – сказал Иван Ильич, искренне жалея, что, идя в гости, не прихватил с собой револьвер. – Хочу знать я, Гаврила, когда ты оставишь семью мою в покое и сделаешь так, что мы расстанемся с тобой навсегда?
– А ты не очень-то напирай, Ваня.
