с мокрыми простынями и вышла во двор. Герасим сидел на лавке у их дома. Увидев Соню, он молча поднялся, пошел рядом, по другую сторону от корзины и, не замедляя шага, перехватил у нее ношу. Соня от неожиданности дернула корзину на себя, но мужчина осторожно, но твердо отстранил девушку.
– Я помогу, – решительно заявил он.
Соня улыбнулась.
– Вся в хлопотах? – улыбнулся в ответ Герасим.
– Да, у нас семья большая, дел всегда много, – согласилась Соня.
Дойдя до натянутых под липами веревок, Герасим опустил корзину на землю. Соня наклонилась, взяла простыню, ловко накинула ее на веревку и закрепила деревянными прищепками, висевшими на шее, как бусы. Когда она собралась вновь наклониться, чтобы взять белье из корзины, Герасим уже подавал ей мокрое полотенце
– Ко мне в помощники подрядился? – засмеялась девушка. – Мало отец тебя работой загружает?
– Мне все равно по вечерам нечего делать. Так быстрее управишься, – чуть смутился Герасим.
– Папа говорит, ты ссыльный? – осмелела Соня. – А где сидел? Откуда к нам приехал?
– На Соловках был, – нехотя ответил Герасим.
– А за что тебя туда сослали? – продолжала любопытничать Соня. Ей нравилась ее новая роль. Она – ответственная за развешивание белья, и у нее есть помощник, причем значительно старше нее. А она над ним главная. Им можно руководить, а он пусть развлекает ее разговорами.
– Участвовал в революционном движении, защищал права рабочих. Так понятно?
– Так ты делал революцию? – удивилась Соня. – Тогда почему же тебя на Соловки сослали?
– Я не так ее делал, как хотели большевики. Поначалу мы были вместе, но потом у нас взгляды разошлись.
– У кого у нас?
– У анархистов. Слышала про таких?
Соня неопределенно пожала плечами. Слышать-то слышала, но не более того: политикой она не интересовалась. Не желая показаться невежественной, девушка решила обойти неловкий вопрос.
– А сейчас ты тоже анархист? – с любопытством поинтересовалась она.
– Анархизм – это целая идеология, это взгляды и убеждения, которые ты принял и которые считаешь единственно верными. Это не рубаха, которую можно носить, а можно снять и в шкаф сунуть. Ты этим живешь, это – на всю жизнь. Да, я анархист. И то, что я несколько лет провел в лагере, ничего не изменило.
– А как ты жил в лагере? Чем там занимался?
– Жизнью это назвать нельзя, – горько усмехнулся Герасим. – Да и зачем тебе это знать? Ты лучше живи и радуйся, что есть у тебя родной дом, есть отец с матерью, люди хорошие тебя окружают. Это ли не счастье для молодой девушки?
– Не совсем так, – возразила Соня. Ей захотелось, чтобы этот взрослый мужчина узнал, что и в ее жизни уже были невзгоды. – Я этим летом в институт поступала, но меня не приняли. Мой папа не член профсоюза.
