войны. Мне все равно, если ради этого ты будешь врать, мошенничать или околдовывать их. Все средства подойдут.
– Хм-м. Врать, мошенничать или колдовать? Тебе следует послать кого-нибудь другого. Я военный человек, к таким методом не приучен.
– Да ладно тебе. – Коннор стиснул плечо друга. – Будь осторожен. Я не могу лишиться тебя.
– Тысяча наилучших пожеланий, – выдавила из себя Мойра традиционное приветствие Маклауду, главе клана. Она возмущалась тем, что Шон пригласил в их дом злейшего врага ее клана, для нее это было еще одно унижение и, как она надеялась, последнее.
Она разгладила пальцами юбку винно-красного платья, чтобы напомнить самой себе, что этим вечером убежит. Прежде ей дважды это не удавалось, оба раза она была вынуждена отменять свой план, потому что Шон поднимался наверх вместо того, чтобы, напившись, заснуть в зале, как обычно бывало. В этот вечер она была решительно настроена добиться успеха и, поймав взгляд Колла, слегка кивнула ему.
– Благословение этому дому, – низким хриплым голосом ответил Аластер Кротач Маклауд, оценивающе рассматривая ее холодными глазами. Очевидно, перспектива сидеть за одним столом с членом клана Макдоналдов была ему не более приятна, чем Мойре сидеть там вместе с ним.
Предводитель Маклаудов носил на себе постоянное и, по-видимому, болезненное физическое напоминание о его ненависти к ее клану. Его звали Аластер Кротач, Аластер Горбатый, из-за ужасной нанесенной топором раны, которую он получил в юности от Макдоналда и которая навсегда изуродовала его плечо.
Аластер Маклауд был предводителем клана почти сорок лет и носил власть, словно вторую кожу. Ему было больше шестидесяти, но выглядел он моложе, и как ни парадоксально, изуродованное плечо делало его более грозным и придавало даже некоторую романтичность.
– Ты похожа на свою мать, – сказал Маклауд.
– Ты знал ее? – Мойра не собиралась разговаривать с этим человеком, но при его замечании не смогла удержаться от вопроса.
– Она была самой младшей и самой очаровательной из трех красавиц-сестер Кланраналд, – ответил он. – Я видел ее всего один раз, но она была не той женщиной, которую мужчина способен забыть.
Мойра совсем не помнила мать.
– К сожалению, она бросила хорошего человека из-за страсти к твоему отцу, а потом погибла, пытаясь убежать от него.
«Как он смеет мне в лицо говорить такие вещи о моей семье?» – возмутилась про себя Мойра. Только покойные отец и мать знали правду о том, что в конце произошло между ними.
– А говорят, что только женщины распространяют слухи и сплетни, – сказала Мойра, с притворно милой улыбкой глядя на предводителя Маклауда.
– Мойра! – Больно стиснув ей локоть, Шон повел ее из зала. – Я требую, чтобы ты была любезна с моими гостями.
Мойра прикусила язык, чтобы удержаться и не сказать, что его гость первым проявил грубость.
– Иди наверх, – толкнул ее к лестнице Шон, когда они оказались
