двойными стандартами. Мы глубоко предвзяты в своих умозаключениях. Когда это выгодно для общей концепции парадигмы «живого» и «неживого», мы выдвигаем одни явления на первый план, а другие задвигаем подальше. Либо просто не желаем замечать, как явных противоречий в одном, так и неоспоримых сходств в другом.
На самом деле так называемая «живая ткань» не просто неразрывно связанна с «неживой», – они есть – суть одно. И найти ту черту, которая отделяла бы «живую ткань», от «неживой материи» практически – невозможно. В любой ткани мира всегда отыщется нечто из обоих лагерей. Нечто присущее «живому» в самой «неживой материи». Как и нечто присущее «неживому» в самой «живой».
И вот здесь со всей фатальностью встаёт крамольная мысль, некое глобальное подозрение. А что если «неживой материи» вообще – не существует? Что если мы разделили мир на «живой» и «неживой», исходя из наших заинтересованных представлений о «живом» и «неживом», и вообще о жизни и её отсутствии. Ведь мы смотрим на всё с точки зрения нашего метаболизма, нашей формы, индивидуальной модальности нашего сложного тела, и его упорядочения, – с точки зрения нашей своеобразной системности. Кстати сказать, – сомнительной в своей безупречности. Наше внутреннее «Я» толкает нас на этот догматизм реальности. Мы судим обо всём только с точки зрения наших чувств и нашего миросозерцания. (А как мы могли бы судить иначе?) Но на самом деле, если бы мир ограничивался тем, что способны уловить наши чувства, если бы он ограничивался тем, что мы способны видеть, слышать, идентифицировать и оценивать, если бы он ограничивался только нашей формой осмысления то, по-моему, он был бы достаточно скуден. Всё это, конечно, только в трансцендентном смысле. Ибо в чисто эмпирическом смысле, в смысле узко феноменальном, это так и есть. – Мир ограничен только нашим воззрением, и не имеет в себе ничего, что выходило бы за эти рамки.
«Живое» и «неживое», как некие воззренческие дефиденты, выставляемые друг против друга, в детерминантном смысле, являются такими же противопоставлениями, порождёнными нашим разумом, как, например, верх и низ в пространстве, или прошлое и будущее во времени. Эти парадигмы, так же не существуют в природе, они порождения нашего представления, нашего паралогического проблемного в своей сокровенной сути, парадоксального мышления. Качественные апперцепции и следующие за ними дефиниции, порождаемые пространственно-временным континуумом, неким синтезом времени и пространства, дают нам качественные его определения и оценки. И вся наша уверенность в противоположении живого и неживого в своём Абсолюте, есть лишь синтетическое представление нашего разума о мире, – отражение в его расколотом надвое, разумении. «Живое» и «неживое», как некие отдельные самосущностные качественные субстанциональности, сами по себе, конечно же – не существуют. Так же, как не существует самих по себе верха и низа, как не существует самого по себе прошлого и будущего
