пока не услышала ее у них на свадьбе. История удивительного знакомства упоминалось раз двадцать, с неизменным рефреном: «Когда встречаешь свою судьбу, все становится ясно».
Свадьбу устроили в маленьком загородном отеле у Катоны, что в сорока километрах от Скарсдейла. Было это в декабре того же года, когда Бэррингер и Наоми познакомились, а мы с Мэттом летали в Европу. Джош был шафером. Я не хотела идти из-за экзаменов.
– И с каких это пор тебя волнует учеба? – резонно спросила мама.
Джош зачитал то самое стихотворение про розы, которое часто слышишь на свадьбах. Красивая Наоми была босиком.
Теперь Бэррингер – шафер у Джоша. Вспоминает ли он о Наоми? Думает ли о ней прямо сейчас? Я глянула на Бэррингера. Он пристально смотрел на дорогу и крепко держал руль обеими руками.
В Париже он проучился год, потом нашел работу в Нью-Йорке, устроился помощником шеф-повара на аллее ресторанов в Нижнем Ист-Сайде. Три года спустя, даже скорее четыре, Наоми сказала ему, что скучает по дому и хочет вернуться в Лондон.
Бэррингер нашел работу в Лондоне, однако не прошло и недели после переезда, как Наоми сообщила, что скучала она не по дому; оказывается, она не хотела больше быть замужем.
После этого о Бэррингере было слышно мало. Он работал где-то на севере Калифорнии – Санта-Фе, Нью-Мексико, Остин, потом вроде в Техасе. Джош иногда мне рассказывал о нем, но я была слишком занята собственными проблемами. Тем же летом, когда Наоми сказала Бэррингеру, что ему лучше уйти, Мэтт сделал мне предложение. Было это так. Я получила диплом, и мы поехали к моей родне в Саванну. По пути остановились на ночь в кемпинге у Шарлотсвилля, что в Вирджинии. Укладываясь спать, услышали у палатки шум. Мы испугались, что это медведь роется в мусоре. Медведь оказался енотом: видно, из-за текилы, неровного лунного света и игры теней бедное животное значительно выросло в размерах. Едва страхи и хохот из-за воображаемого медведя улеглись, Мэтт достал из сумки кольцо и сказал, что не хочет ждать ни минутой больше. Он запланировал романтический ужин в Саванне, но не хотел ждать ни минутой больше. Знал ли об этом Бэррингер? Вряд ли.
Вряд ли знал он и о том, что как раз, когда мы жили в его квартире в Париже, мы впервые серьезно заговорили о совместной жизни. На следующий день после приезда мы пошли смотреть на Эйфелеву башню. Мы были очень счастливы, и в какой-то момент Мэтт признался, что хотел бы всю жизнь вот так ездить со мной по красивым местам, что он счастлив во Франции уже оттого, что мне здесь хорошо. Я расплакалась, прямо у Эйфелевой башни, потому что он говорил искренне, и потому что рядом с ним я чувствовала то же самое еще с нашей первой встречи. Самой большой радостью для меня было то, что Мэтт рядом со мной счастлив.
Мне захотелось рассказать об этом Бэррингеру, только было непонятно, зачем.
– Ребят, а вы знаете кого-нибудь, кто счастлив в браке? – поинтересовалась я вместо этого и от неловкости вытянулась, как струна. – По-настоящему
