алась. Но напряжение не отпускало. А вдруг эта затея – глупая? Безумная? Бессмысленная?
Она выудила из рюкзака наушники.
Два пути от своего дома до редакции газеты “Волжанин” шеф-редактор Иван Жигарев называл “дорога умного” и “дорога дурака”. Первая шла мимо библиотеки имени Некрасова, вторая вдоль двух пабов. Утром седьмого июля Жигарев направился на работу по “дороге дурака”.
Первый паб, “Дублин”, располагался на первом этаже дорогущей гостиницы, в которую превратили старинный особняк. Сколько ни пытался Жигарев понять, как связан ирландский город с этим безвкусным зеркальным золотом, ничего не получалось. Возможно, он знал об Ирландии слишком мало, она у него ассоциировалась исключительно с добродушными пьяницами, рыжими веснушками, четырехлистным клевером, Святым Патриком, рассказами Брэдбери и лимериками. Разве что за уши можно было притянуть лепреконов, хранящих золото, да Скарлетт О’Хару с ее ирландскими корнями, но все равно выходило не то. Однако, несмотря на жгучее отвращение к золотым зеркалам и рамочным фотографиям звезд, почтивших паб визитом, Жигарев бывал здесь часто. Городские власти обожали устраивать презентации и награждения именно в “Дублине”. В мае, например, было награждалово, где даже ему, Жигареву, всучили хрустальную хреновину – граненую косую палку на подставке. Сейчас она пылилась в дальнем углу редакции, и только фотограф Леха порой брал ее, чтобы размешать утренний кофе.
Второй паб назывался “Джойс”. И со стилем хозяева особо не заморачивались: понавесили на стены всякого сюрреализма, а барную карту подобрали с истинно русским размахом. Текила, виски, джин, мексиканский кофейный ликер, и даже какая-то въетнамская гадость с маленькими змейками на дне… Чего здесь только не было! Писателю Джойсу пришлось бы по душе. А вот Ивану очень нравилась неявная связь этих двух пабов, греющая душу старого эрудита: Джойс родился в Дублине.
Что-то загадочно белело в бурой луже возле входа в редакцию. На мгновение Жигареву показалось, что в грязной воде плавает женское лицо. Но, приглядевшись внимательнее, он увидел, что это скомканная пачка из-под сигарет.
Ступив на лестницу, Жигарев услышал голоса: Вика и Маринка курили на верхней площадке.
– Нет, ты представляешь, заявился вечером с бутылкой дешевого вина! – подхохатывал высокий голос Маринки.
– Кто? Этот молодящийся старикан? – переспрашивало низкое, прокуренное контральто Вики.
– Ага. Еле выпроводила. Умолял, чтобы я послушала стихи.
– Что у них с мозгами на старости лет происходит? Так обидно, когда нравятся красивые парни, а комплименты делают только дедушки. Неужели я настолько потрепана жизнью?
– Да нет, просто парни еще больше дураки – не могут придумать, о чем поговорить с девушкой, – выдала Маринка потрясающий пируэт женской логики. – А старичкам все равно, о чем болтать. Помнишь этого, который к нам за газетой ходит? Если его просто слушать и кивать – это на час как минимум, и то при условии, что он торопится.
– Болтовня еще ладно. Но вот когда они клинья начинают подбивать и еще, знаешь, при этом так сально смотрят – фу, мерзость.
Жигарев замер, занеся ногу над очередной ступенькой. И через пару мгновений поставил – медленно, тяжело. Пятьдесят девять. А ведь еще вчера было на год меньше. Он совсем не чувствовал себя старой развалиной, но разве время интересуется нашим душевным состоянием? Оно просто ставит галочки.
– Здравствуйте, Иван Петрович! – хором воскликнули девушки, когда он появился на последнем лестничном пролете.
– Все щебечете, болтушки? А кто работать будет?
До утренней планерки оставались считанные минуты, и каждый в редакции распоряжался ими по-своему. Дизайнер Гоша пересказывал Маринке мемасики, Вика, хрустя хлебцами, читала сводку криминальных происшествий, Лёха заваривал кофе и высматривал, чем бы размешать в кружке: ложку, вилку, карандаш, ручку без стержня, палочку от роллов, антенну от старого магнитофона. Или тот самый “Хрустальный слэш”, которым наградили Петровича.
Иван Жигарев обычно пользовался этими мгновениями для того, чтобы послушать пару любимых песен, а то потом в течение дня уже некогда будет. Все знали, что когда шеф надевает огромные наушники, становясь похожим на бывалого связиста из фильма про войну, его не стоит беспокоить. Также все знали, что как только он снимет наушники – начнется планерка.
Повернуть дверную ручку и войти. Но Соня медлила, переминаясь с ноги на ногу. Снова напомнила себе: не восхищаться. И не восклицать. Держаться просто, но без сельской фамильярности. Не начинать вопросы с “А”. Вдохнув как можно глубже, она дала себе последний совет: “Поплывешь – беги”. И, уже повернув ручку, самый последний: “Даже не пытайся”.
Возле двери произошло какое-то движение, и Иван посмотрел туда.
Он увидел голубые
