их изображающая, тоже. И висит на белой стене. Даже не трибьют, а точка, поставленная в завершении своего определенного этапа. Чтобы намекнуть другим, мол, все, дальше двигаюсь в других направлениях. И что же, никто не заметил?
Других направлений было несколько; некогда моя любимая вещь АГ Schiphol (1994) – это, конечно, Магритт. Но не только это. Это тихий стейтмент. Если теперь искусство – все что угодно, что в рамочке, то здесь природа – то, что дано (предъявлено) нам в аэропортовском окне.
А дальше начались коллажи и монтажи, от Магритта к гламурному дадаизму и уже рекламному сюрреализму. Здесь зацепиться сложно, взгляд либо скользит, либо проваливается в щелочку между каким-нибудь дорожным покрытием, тщательно взятым крупным планом, и строением, обычно складским или фабричным, которое, будто во сне, уплывает от тебя. Остается рассуждать о социальном, историческом и проч. Скажем, индустриальные фото АГ двадцатилетней-тридцатилетней давности показывают нам удивительно архаический мир совсем недавно еще новых технологий. АГ историю вообще в виду не имел и не имеет, она не предполагается в его вещах, но так вышло, она тут есть. Иногда кажется, что на некоторых его фото осталась только она. Chicago Board of Trade III (2009) очень похожа на старые батальные полотна, особенно – на «Бородинскую панораму» Рубо. Трейдеры и брокеры в разных униформах – а когда-то это были уланы с пестрыми значками, драгуны с конскими хвостами. Все промелькнули, и эти тоже промелькнут. И куда попадут в конце концов? Куда мы все попадем? В ад, конечно. Его АГ изобразил, самым, мне кажется, точным для нашего времени образом. Концерт Мадонны, снято в 2001-м. Жуткая штука. Мадонна на сцене – маленькая, того же размера, что и зрители. Она как бы Диавол, но с маленькой буквы, просто диавол; с той же строчной буквы – рядовые грешники и обслуживающие их черти (секьюрити, работники сцены, музыканты, подтанцовка). На что АГ намекает? Уж не демократия ли в Аду, где начальника заведения народно избирают с помощью известных процедур? А вдруг там раз в пять лет ротация – с учетом рейтингов Billboard, iTunes и проч. Мысль утешительная. Вообще поздние работы Гурски в сравнении с ранними – от меланхолии к спокойному холодному ужасу.
В Лондоне меж тем ниже нуля; такого холода в это время, говорят, давно не было. Весны, говорят, не будет в обозримом будущем.
Опять в самолете, теперь из Лондона в Ригу. Вырвался из метелей брекзитерского острова, который, кажется, погружается не только в снег, но и в ничтожество, причем в последнее сознательно погружается. Нет, все хорошее вроде на месте: книжные, музеи, турецкие и индийские забегаловки, рынок на Ridley Road, люди, которых считаешь хорошими, такими и остались. Выпивали в Сохо с Оуэном Хэзерли, в Montagu Pyke, это бывшее третье помещение клуба Marquee, там The Clash играли и кое-кто еще. Сейчас это один из сетевых пабов Wetherspoon, хоть и дороже, чем, скажем, Rochester Castle у нас в Stokey, но для Сохо еще терпимо; хотя жуть конечно, даже здесь пинта уже четыре фунта. Но дело не в этом. Оуэн, как всегда, прекрасен, рассказывал о том, что собирается
