пинками? – Теперь ее слова так и сочились презрением.
Но вместо самодовольного «да», которое Джина ожидала услышать, что-то мелькнуло в его лице, словно она пересекла какую-то запретную черту.
Он вцепился пальцами в раковину и пригвоздил Джину к месту взглядом, от которого ей стало не по себе.
– Похоже, у вас ко мне какие-то претензии, мисс Каррингтон. И поскольку я впервые имею удовольствие оказаться в вашей компании, мне хотелось бы знать, почему!
Он не ответил на вопрос, но Джина не стала настаивать.
– Я услышала, как наверху вы вынуждали Марии делать то, что хотите вы. Не то, что хочет она. Ей восемнадцать лет, и она в состоянии отправиться с нами в путешествие на машине. Как я понимаю, вы все равно уедете в медовый месяц, так почему она должна сидеть в Саванне и бить баклуши, вместо того чтобы развеяться с нами?
Мрачная линия его губ стала тонкой, мускулы его челюсти сжались.
– Значит, ваши «образцовые» манеры включают в себя подслушивание?
– По всей видимости, так. – В самом деле, какое ей дело до того, что какой-то ханжа с юга думает о ее манерах? – И раз уж пошел такой разговор, в жизни есть вещи и поважнее образцовых манер. Позволить своей сестре следовать велению сердца – одна из них.
– Ехать в путешествие на машине со всеми вами – дерьмовая затея, не имеющая ничего общего с велением ее сердца!
«Вот тебе и хваленые южные манеры», – подумала Джина, наслаждаясь его взрывом эмоций.
– Откуда вам это знать? – холодно спросила она.
– Марии – моя сестра.
– И это делает вас ее надсмотрщиком, да? Марии может все решать сама!
Брови Картера сдвинулись, Джина ждала обвинений в том, что их троица дурно влияет на Марии, но, к ее удивлению, после нескольких глубоких вздохов плечи Картера расслабились. Он явно сделал над собой усилие, удерживаясь от скандала.
Джина прогнала мелькнувшее было восхищение – самообладание не относилось к числу ее сильных сторон.
– Я не считаю себя надсмотрщиком Марии, мисс Каррингтон. Но я – ее брат и сделаю то, что будет лучше для нее, – с вашего позволения или без него.
Ее губы изогнулись в усмешке. Похоже, безупречные манеры Картера мешали ему выложить все, что он на самом деле думал о ней и ее подругах.
– И почему же лучшее для нее – ваше решение, а не ее собственное?
Его желваки так и заходили.
– Потому что ей – восемнадцать, – отрезал Картер. Но Джина поняла, о чем он умолчал: «И потому что она – женщина».
– Сколько вам лет, Картер?
Он насупился:
– Двадцать два.
– А сколько вам было, когда вы обручились? – уточнила она, хотя уже знала ответ.
– Это совсем другое дело, – ответил он, слишком поздно уловив подвох.
– Хм… почему же другое? Вам было столько же, сколько сейчас Марии, и все же вы были достаточно зрелым,
