души даже ощущает некоторое превосходство над окружающими людьми.
С другой стороны, пана Броучека нельзя отнести и к числу закоренелых прагматиков. Иногда его всё же посещают романтические умонастроения. В юности он, в частности, прочитал несколько рыцарских романов и с интересом прослушал ряд историй о событиях далёкого прошлого, о которых ему поведали старые люди. Но, несмотря на познания об инквизиции, «железной деве» и прочих кошмарах Средневековья, герой произведения С. Чеха поначалу относился к нему не без определённой доли уважения. Более того, он иногда даже испытывал тоску по давно ушедшим временам. Ему, как и многим другим, казалось, что в глубокую старину жилось гораздо лучше, нежели в ХIХ столетии. Он, в частности, иногда, почти всерьёз, сожалел о том, что «фальшивый гуманизм» отнял у него возможность как следует «прижать к стенке» должника, который из принципа долго не платит за квартиру.
Необычайные события начинаются в уютном кабачке «Викарке» на Градчанах, при посещении которого сам С. Чех, по его собственному чистосердечному признанию, не раз оказывался под воздействием каких-то романтических чар. Писатель всегда с удовольствием заглядывал в этот нетронутой современной цивилизацией уголок Старой Праги. Рассказывая о «Викарке», С. Чех, буквально, обрушил на читателя целый поток собственных живых впечатлений:
«Подходишь ли к нему с тыла, поднявшись по Старой замковой лестнице, пройдя через ворота у печальной Чёрной башни и миновав строение бургграфства и седые башни базилики Св. Иржи, или же с фасада, идя по Новой замковой лестнице, мимо старых дворянских домов, вдоль позднего портала Скамоцци, но когда, вступив на Третий двор замка, оказываешься перед величавым колоссом собора, стремящим к небу каменный лес декоративных колонн и арок, из всех углов вдруг выступают тени тысячелетнего прошлого и наполняют мою фантазию кипением мрачных и пёстро сверкающих образов. Из сумрака давних веков всплывает передо мною рой первых христианских храмов; вижу таинственный взгорок Жижи, где когда-то священное пламя высоко взлетало в кругу славянских жрецов; вижу и каменный престол, на котором старинные Пршемысловичи обувались в лыковые лапти своего праотца».
Как истинный пражанин, С. Чех не может окунуться в далёкое прошлое, минуя архитектурный шедевр готической эпохи. Стены знаменитого собора тоже возвышаются в непосредственной близости от «Викарки». Автор, в частности, добавляет:
«Но вдруг расплываются эти картины, и вместо них встает передо мной храм Святого Вита; ещё не достроены его хоры, но уже сияет он во всём блеске своей новой красы, и входит в него Карл в золотом королевском одеянии, окружённый блистательной свитой духовенства и рыцарей; потом появляется строгая фигура вифлеемского проповедника, смело прибивающего свой вызов на диспут о торговле индульгенциями на двери храма; тут кудрявая голова Иржи из Подебрад гордо
