зала (фото автора конца 1980-х годов)
В результате смелых экспериментов ряда архитекторов лёгкие ажурные конструкции, состоящие из нервюр, гуртов и аркбутанов, стали не только всё шире употребляться, но и пленять сердца добропорядочных прихожан католических храмов. Более того, для жителей ряда стран, таких как Германия, Англия или Чехия, «неоготика» в символическом значении начала ассоциироваться с выражением национальной гордости и преклонением перед творчеством старых мастеров.
Показательно, что в Европе в ХVIII – XIX столетии начала реабилитироваться не только сама архитектура, но и эпоха Средневековья в целом. Поэты и писатели снова вспомнили о прекрасных дамах и бесстрашных рыцарях, совершающих отважные подвиги. Романы англичанина Вальтера Скотта, проникнутые глубоким романтическим духом, в большинстве стран стали в своём роде «бестселлерами», воспринимаемыми «на ура» многими благодарными читателями. Любимые персонажи книг начали обретать статус героев и становиться возвышенными идеалами для современников.
Во Франции настоящим «фурором» для широкой публики стало появление легендарного романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери». Наполненная глубоким драматизмом история трагической любви горбуна Квазимодо к цыганке-танцовщице Эсмеральде покорила даже самые чёрствые сердца. В центре внимания, ко всему прочему, оказался и старинный готический храм, воспетый В. Гюго с яркой поэтической интонацией.
Но, с другой стороны, многие суеверные люди и в XIX столетии ещё продолжали испытывать чувство страха перед эпохой Средневековья. В частности, они боялись посещать отдельные культовые места, связанные с мистическими событиями. Вот, например, как высказалась на этот счёт известная чешская писательница К. Светлая в своём романе «Дом у пяти колокольчиков»:
«Дело в том, что развалины были для пражан предметом суеверного ужаса и источником бесчисленного множества страшных историй и слухов. Говорили, что запоздалым путникам не раз случалось слышать глубокой ночью отчаянные крики, доносившиеся из подземелий; кому-то чудилось бряцание оружием, звон цепей, зовы о помощи, слёзные мольбы о милосердии; иные же своими глазами видели, как по развалинам бродят некие фигуры – одни в белых саванах, другие в облачении неизвестных в Чехии монашеских орденов, третьи в одеянии палачей, видели орудия пыток и мечи для свершения казней. /…/ Некоторые настаивали, что в подвалах часовни и сейчас ещё устраивают свои собрания свободные каменщики, чьими предшественниками она была сооружена в XIV веке. Другие, напротив, столь же твёрдо были убеждены в том, что иезуиты… тайно вершат здесь кровавую расправу над теми своими недоброжелателями, против которых из-за недостатка улик нельзя было открыто поднять карающий меч правосудия, и умышленно стремятся произвести впечатление этими ужасными сценами и распространяемыми потом страшными слухами, с целью напомнить людям, что за их душами продолжают следить, следить всё
