Так и отбыли в Курган, с пустыми руками и в сильном раздражении-с. Я, стало быть, сюда, в конюшню (думал, оседлаю Орлика, догоню). Гляжу – батюшки! Страсть-то какая, аж в жар кинуло… Перетрусил. Вдруг на меня подумают, а я… Ой, мамочки… – молодой человек запоздало стянул головной убор, зашелся кашлем. – Господин исправник, Христом-Богом клянусь – не я хозяина извел!.. Мы с ним всяко жили. И добром, и злом… Но чтобы так… Не было на то мого желания!
Слуга оборвал скороговорку и остолбенел. Испугался, что наговорил лишнего.
Пропустив оправдательные бормотания мимо ушей (понятно, что у бывшего крепостного всегда найдется повод затаить на господина обиду), Вебер подозрительно прищурился. Пожалуй, в сказанном промелькнула-таки любопытная деталь.
– Кто это – Дарья Викентьевна? Супруга вашего барина?
Конюх вжал голову в плечи, почуяв неладное. На плечо Железного человека опустилась пухлая рука франтоватого толстячка.
– Господь с Вами, Георгий Константинович, зачем пустое спрашиваете?.. Дарья Викентьевна есть законная жена новопреставленного. Это известно всякому светскому человеку. А Вы не беспокойтесь, милейший, никто Вас ни в чем не обвиняет!
– Пока, – нахмурившись, процедил помощник исправника, недовольный, что учитель столь бесцеремонно поучает его при подчиненных.
Работник оторопело помалкивал, не понимая, бояться ему или нет. Поликарпов ободряюще улыбнулся:
– Вы давеча упомянули Орлика. Надо полагать, это и есть сей замечательный жеребец? Сколько ему, милостивый государь? Смею предположить, что перед нами четырехлеток?
«Милостивый государь», к которому так и не вернулся дар речи, молча кивнул.
– Ага, – потер руки седовласый сыщик, – стало быть, не ошибся! Сей Буцефал, конечно, обретается здесь с младых, pardon2, копыт?
Конюх усердно затряс вихрастой головой, подтверждая догадку странноватого дедушки, к чьему негромкому голосу почтительно прислушивались уездные стражники.
Антон Никодимович горделиво выпятил грудь, расправил усищи:
– Вот видите, железненький Вы мой! Что и требовалось доказать!
Вебер невольно улыбнулся, потешаясь над старомодными манерами наставника.
– Ваша версия только что с треском провалилась, господин становой пристав, – сказал он заместителю. – Коняга не топтал головы купца Гнатьева, поскольку живет в усадьбе четыре года и наверняка привык к шуму выстрелов. Нет, кто-то другой проломил черепную коробку нашему Николаю Спиридоновичу. Ежели мы, конечно, верно определили причину смерти…
Придерживая щегольской цилиндр, Поликарпов опустился перед убитым на корточки, внимательно взглянул туда, где у человека полагалось находиться голове.
– Верно, Ваше высокоблагородие, – проговорил он, глядя прямо в глаза полицейского начальника. – Можете не сомневаться. Имеет место удар тупым и тяжелым предметом.
Извините (фр.)
