что-то тяжелое. Мальчик оглянулся в поисках натуры. Напротив фонтана был лишь дом с атлантами, напрягшимися от тяжести ноши.
– Красиво, только там одни мужчины, и они – каменные.
– Я вдохнул в одного из них женское начало, – Амазонка настолько кокетливо, насколько могла это сделать закаленная в жестоких битвах воительница, поправила волосы.
– Мой маме понравилось бы, она тоже рисует.
– А где она, кстати? – Теперь стал оглядываться Адольф в поиске, наверняка, красивой женщины.
– В магазине, – вздохнул мальчик, – это надолго. Она мне разрешила поиграть возле фонтана, покормить голубей. Жаль только он не работает и голубей нет. А что это? – Указательный палец мальчика потянулся к лацкану пиджака Адольфа, на котором был приколот значок с черной свастикой на белом фоне.
– Это хакенкройц – черный крест, призыв к беспощадной борьбе с коммунистами и евреями. Хочешь, подарю?
– Хочу значок, но смысл у него какой-то зловещий. У мамы свастик много, но такой, как у тебя, у нее точно нет.
– Видать, твоя мама – истинная арийка. Почему же я ее не знаю? У меня, кстати, их тоже много. Могу показать. Здесь недалеко.
Удушливая волна безотчетного беспокойства охватила мальчика. Это амазонка встала со своего места и положила ему на плечи свои руки и, насмешливо улыбаясь, потрепала его по голове. Ленни поднял руку и тоже взъерошил себе короткие волосы, в точности повторяя ее жест. Она удивленно взглянула на своего соратника. Тот усмехнулся.
– Мама, будет меня искать, – амазонка легонько дернула его за удлиненный сверху кончик уха, он почесал его.
– Ты же сказал, что она надолго.
Амазонка пощелкала пальцами перед лицом Ленни, и он помахал рукой перед собой, вроде отгоняя невидимое надоедливое насекомое. Она начала как бы шутливо тянуть его в нужном им направлении.
– Ну ладно, только быстро. Чтобы я успел вернуться до того, как мама начнет меня искать.
Адольф резко встал, без лишних слов сгреб мелки в коробку, небрежно сунул ее, альбом и тряпку в ранец, закинул его за плечи и спустился вниз.
Шли и впрямь два шага: в подвал дома по соседству со сквером. Там было душно, влажно и так сильно и пронзительно пахло краской, что Ленни сразу же сунул нос в ворот рубашки и зажал двумя руками.
– Так пахнет победа, – новый знакомый похлопал его по плечу и подтолкнул вперед.
Какой-то человек с таким же значком, что и у Адольфа, не отвлекаясь на вошедших, вырезал из плотного картона огромную свастику. На длинном столе кипами громоздились красные полотнища с белыми кругами внутри и уже законченные шаблоны.
Наконец, последний трафарет был сделан, со столешницы убран мусор, приготовлена банка с краской, которая невыносимо воняла. Адольф вздернул чисто выбритый подбородок, расправил плечи, выпятил грудь и высокопарно заявил:
– А сейчас ты станешь свидетелем начала возрождения арийской нации, – и он жестом человека,
