тетю Энид». Поэтому, конечно, приходилось слушаться. А еще мама сказала: «Не спорьте». Поэтому дети не получили даже печального удовлетворения – возможности сказать тете Энид, что она совершенно не права и что они вовсе не валяют дурака.
Тетя Энид была не настоящей тетей, а просто старой бабушкиной подругой, получившей название «тетя», привилегии тети и власть, простиравшуюся куда дальше тетиной. Намного старше настоящей их тети и вовсе не такая милая, она, что называется, держала детей «в ежовых рукавицах», и никто никогда не называл ее тетушкой. Только тетей Энид. Это все объясняет.
Вот почему аквариум остался обескураживающе сухим – ведь даже несколько капель, оставшихся после того, как его сначала наполнили, почти сразу высохли.
Однако и без воды аквариум был прекрасен. Без единой уродливой железяки, окрашенной свинцовым суриком, – возможно, вы иногда замечали такие между железом и стеклом в аквариумах ваших друзей. Нет, это был сплошной толстый кусок прозрачного стекла, слегка зеленоватого, а если наклониться и посмотреть сквозь него, могло показаться, что внутри и вправду есть вода.
– Давайте положим в него цветы, – предложила Кэтлин, – и представим, что это актинии. Ну же, Фрэнсис.
– Делайте, что хотите, мне плевать, – буркнул Фрэнсис. – Я буду читать «Детей воды»[1].
– Тогда мы сами все сделаем, и пусть для тебя это будет приятным сюрпризом, – весело сказала Кэтлин.
Фрэнсис сидел прямо, положив на стол локти и «Детей воды», а остальные из уважения к его печали тихонько ушли. Только Мавис, вернувшись, спросила:
– Послушай, Фрэнс, ты не против, если они положат туда цветы? Понимаешь, чтобы сделать тебе приятное.
– Я же сказал – мне плевать. Пусть делают, что хотят, – грубо буркнул Фрэнсис.
Когда троица закончила трудиться, аквариум действительно выглядел очень мило, и, если нагнуться и посмотреть сбоку через стекло, смахивал на настоящий.
Кэтлин взяла несколько камешков из задней части сада камней («Там, где их не хватятся», – пояснила она), и Мавис соорудила из них арку посередине стеклянного квадрата. Пучки длинной травы, довольно редкие, выглядели почти как водоросли. Бернард выпросил у кухарки мелкого песка, которым та драила кухонные столы и буфеты, а Мавис разрезала свое ожерелье из австралийских ракушек – подарок дяди Роберта на прошлое Рождество – чтобы на песке лежали настоящие мерцающие, серебристые раковины. Это был самоотверженный поступок, потому что девочка понимала: ей придется снова нанизать ракушки на нить, а вы знаете, какая это морока. Ракушки восхитительно сияли сквозь стекло. Но самым большим триумфом стали актинии – розовые, красные и желтые, цеплявшиеся за каменистую арку так, словно на ней росли.
– О, какая прелесть, какая прелесть! – вскричала Кэтлин, когда Мавис прикрепила последний венчик нежных цветов телесного цвета. – Иди, посмотри, Фрэнс!
– Еще
«Дети воды» – сказка английского писателя Чарльза Кингсли.
