словно чеканили шаг, с таким достоинством он произносил каждое из них, с такой искренностью и уверенностью, словно он тем и занимался всю свою жизнь, что говорил другим свою величайшую волю.
– Я знаю немногим больше вашего. Попал я сюда очень-очень давно, и единственное, что я понял наверняка, что это – мир между мирами, между адом и раем, и здесь нет времени, но я ещё помню последние минуты своей жизни…
Я возвращался после войскового развода в Михайловском манеже, карета завернула на набережную Екатерининского канала около 2 часов 25 минут пополудни, и тут прогремел взрыв. Карету сильно тряхануло, но я не пострадал. Открыв дверь, я увидел страшную картину. На земле лежали искореженные тела казаков из моей охраны и тело мальчика. Я вышел из кареты и подошёл к нему. Его глаза были широко раскрыты, видимо, он даже не заметил своей смерти. Он просто шёл мимо…
За что? Его-то за что?
Один из раненых ещё подавал признаки жизни, и я наклонился, чтобы поддержать его и поблагодарить за выполненный долг, но не успел: тело казака дрогнуло, и он скончался. Негодяй, устроивший это злодеяние, был пойман, и я направился к нему, чтобы лично допросить, но тут какой-то человек подошёл ко мне и прогремел второй взрыв. Моё лицо обожгло пламя. Оно почти расплавило мои руки, ноги горели – боль была страшной, и я погрузился во тьму. Я думал, что я умер. Но я не умер, а вернее, умер только наполовину. Видно, я слишком много грешил или Бог попросту забыл, что когда-то позволил мне родиться. А то, что не родилось, не может и умереть. Ведь так?
– А какой год был, когда вы не совсем умерли? – спросил его Антон.
– Это я как раз помню великолепно! – оживился Александр, – 1 марта 1881 года от рождества Христова. Такой странный был день! Я едва избежал смерти, как вновь её встретил, и теперь сижу здесь в полном одиночестве. Казалось, что весь мир ополчился на меня в этот злополучный день. Но теперь я знаю, что умереть куда легче, чем просидеть целую вечность у этого столба.
Он закрыл лицо руками. Нет, он не плакал. Мужчины не плачут, но его плечи вздрагивали, словно он рыдал.
– Не волнуйтесь, – успокоила я его, – вы теперь не один. Мы поможем вам.
– Спасибо, друзья мои. Это настоящий подарок судьбы – встретить вас, когда я уже потерял всякую надежду на избавление.
Казалось, что из моих глаз, потекли слёзы, но их не было, и всё же на пыльной коже появились тоненькие бороздки. Я пыталась стереть их рукавом, но Александр достал из кармана белоснежный платок и протянул мне. Я уставилась на это чудо, перестав моргать. Белоснежный платок, тончайший, с кружевами по краям и с вышитыми на краю буквами «А. Р.». Я протёрла лицо и протянула платок Александру, но тот отстранил его рукой.
Он понял, как мне приглянулась эта вещица и как разочарует меня расставание с ней, с этой крошечной частичкой внешнего мира. С нетронутой, а значит, со священной искоркой жизни.
– Оставьте его себе, милая. В этом пыльном месте платок – вещь совершенно необходимая, тем более
