отвечала Эйр. – Я сделаю все необходимое.
– С публичным заявлением мы выступим позднее, – подвел черту под разговором Уртика. – Благодарю вас обоих за то, что нашли для нас время.
Довольно неожиданный финал, зато скорый. Выходя следом за Эйр из Атриума, Бринд едва сдерживал смех. Только он вернулся в Виллджамур, как его снова выпроваживают.
Бринда пригласили отобедать с Эйр, временной правительницей Виллджамура. Он часто ел с покойным императором, и всегда их разговор в конечном итоге сворачивал на последнюю проведенную им операцию или выполненное задание, но, когда к ним присоединялась она, Бринд чувствовал себя неловко, так как считал, что в ее присутствии не следует говорить о войне. Сегодня она сидела на стуле так прямо, словно проглотила линейку, и ковыряла омара, а ее кожа по контрасту все с тем же черным платьем казалась почти такой же бледной, как его собственная.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он наконец.
Взгляд, точно издалека, рассеянный.
– Прекрасно, – проронила она. И снова уставилась в тарелку.
Шкуры разных зверей покрывали стены и пол. В камине шипел и плевался огонь, бросая на стены отсветы, из-за которых казалось, будто зал полон оживших туш животных.
– Вы рады скорому возвращению сестры?
– Да, очень рада. – Эйр подняла голову, ее взгляд внезапно просветлел. – Столько времени прошло с тех пор… с тех пор, как она уехала.
– Думаете, она когда-нибудь простит его?
– Надеюсь. Возможно. Вступив в Церковь Джорсалира, она сильно изменилась.
Бринд задумался:
– Что ж, быть может, империя только выиграет от правления человека с твердыми религиозными убеждениями. А вы его прощаете, позвольте вас спросить?
– Раньше я его ненавидела. – Эйр отодвинула тарелку и откинулась на спинку стула. – Вам не обязательно сидеть здесь со мной, командующий.
– Знаю. Но с вами куда лучше, чем со многими в этом дурацком месте.
– Вряд ли кому-то сейчас может быть хорошо со мной. – Она явно боролась с собой, чтобы не выдать своих чувств.
Бринд не стал заполнять паузу.
Наконец она заговорила снова:
– А теперь, когда его нет… Это ужасно, то, что я скажу…
– Ничего, давайте выкладывайте.
– У меня как будто камень с плеч свалился.
– Да, кажется, я понимаю вас. Говорите.
– Мне все время надо было присматривать за ним. А значит, у меня самой не было никакой жизни.
– Эйр, ваше детство было ничуть не хуже, чем у любого ребенка вашего положения. Ваша мать гордилась бы, если бы могла вас видеть.
– Но теперь, – продолжала она, – когда его нет, мне больше не нужно это делать. Мне не надо следить за тем, чтобы он не напился, не надо извиняться перед слугами, когда он изгаживает простыни. Мне не надо стоять у
