сквозь свой истошный крик я слышу самый страшный для меня звук на свете, от которого мой мозг мгновенно вытягивает из глубин сознания ужасающий эпизод смерти папы. Я пугаюсь настолько, что намертво закрываю лицо ладонями и сильнее сжимаюсь в кресле. Сердце начинает набатом ухать в груди, заполняя тело парализующим страхом. Поджимаю ноги, опускаю голову вниз и неизвестно сколько сижу так сгруппировавшись, даже не улавливая момента, что мы уже остановились.
Не осмеливаюсь открыть глаза и убедиться, что мы не сбили никого из пешеходов, до тех пор, пока пространство салона не заполняется хрипловатым и до дрожи раздражающим смехом Марка. Лишь тогда я разлепляю веки и понимаю, что мы, как полагается, стоим прямо перед стоп-линией, пропуская гущу торопящихся по своим делам людей.
– Не думал я, что ты такая трусишка, Никс. Но кричишь ты, конечно, знатно. Если и на мне сейчас будешь так же кричать, то цены тебе вообще не будет. Люблю я голосистых. Ох, люблю! – мурлычет недоумок, заливаясь хохотом.
Он взрывает во мне адскую смесь гнева, в одночасье обрубая всякую связь между моим языком и мозгом.
– Идиот! Какой же ты идиот, Эндрюз! – ору я, не жалея голосовых связок. – Я думала, мы убьём сейчас кого-нибудь или сами убьёмся! Как же ты меня задрал своими закидонами! Псих! На всю голову повёрнутый! Из-за таких, как ты, и погибают невинные люди! Придурок! И развитие у тебя на уровне озабоченного подростка, раз ты повёлся на мои слова. Не получишь ты ни черта, тупоголовый олух! Не буду я кричать ни на тебе, ни под тобой, ни сзади, ни спереди! В жизни я с тобой в одну постель не лягу даже под дулом пистолета, потому что терпеть тебя не могу, кусок идиота! – чуть ли не брызжу слюной от злости, намереваясь выбраться из машины, пока светофор не загорелся зелёным, однако, к моему ужасу, ручка отказывается поддаваться и двери открыть не получается.
– Кто здесь кусок идиотки, так это ты, Никс! – Его крупная лапа грубо сжимает мои волосы у корней и притягивает моё лицо к своему разгневанному.
Я упираюсь руками в его грудь, желая отодвинуться, но мои запястья также без труда окольцовываются пальцами Эндрюза.
– Сколько ты уже можешь тягаться не в своей весовой категории? А? Сколько? Так и знал, что ты что-то задумала, не понимаю лишь, на кой чёрт ты весь этот цирк устроила, да и, если честно, понимать не хочу! У тебя самой в мозгах каша манная, которую *уй расхлебаешь даже ты сама! Но тем не менее я тебя предупреждал, что со мной на эту тему шутки плохи. Теперь я тебе покажу, чем всё кончается для маленьких стерв, что сначала возбуждают мужиков, а потом планируют слинять, не удовлетворив их. Ненавижу таких баб, поэтому проучу тебя, сука тупая, чтобы думала в следующий раз, когда захочешь повторять подобное с кем-нибудь другим, – шипит он мне в рот и следом набрасывается на него с болезненным поцелуем, продолжая крепко удерживать меня за затылок, чтобы голову не смела от него отодвигать.
Но в этом нет никакой необходимости. Держать меня, я имею в виду, абсолютно не нужно – я сама никуда не отодвигаюсь от Марка,
