с бейсбольную перчатку и закурил.
Когда он заговорил, изо рта и ноздрей у него повалил дым.
– Трупы, которые лежат просто в земле, быстро разлагаются. От них во мгновение ока остаются одни кости – в течение нескольких месяцев, а иногда и недель при нынешней погоде.
Шефер посмотрел на Фленсбургский фьорд. Солнечные лучи играли на поверхности воды, повсюду виднелись белые паруса.
Он снова посмотрел на экскаватор.
– А в гробу человек сохраняется в хорошем состоянии многие годы. Не пойми меня неправильно: это не бог весть какое приятное зрелище, но можно вполне рассчитывать, что внутри вот этой штуки есть что-то похожее на человека.
Он указал подбородком на гроб, который в то же самое мгновение показался из ямы.
Соленый воздух фьорда и запах древесного угля из лагеря на берегу смешивались с глубокими нотами гнили, и Элоиза отступила на шаг назад.
– Что теперь? – спросила она.
– Сейчас мы отвезем гроб на судебно-медицинскую экспертизу, и они посмотрят, что внутри.
С глухим стуком гроб опустился на металлическую тележку стоявшего впереди рефрижератора.
– Везти в Обенро или в Сеннерборг? – спросил служащий в форме, стоявший рядом с водителем.
– Нет, нет, – сказал Шефер, помахав указательным пальцем. – На Чертов остров, ребята.
Он подошел к ним, и Элоиза услышала, как он объясняет им, что гроб нужно перевезти в Копенгаген. Она видела, что он достал ордер из заднего кармана и показал его полицейскому.
В кармане у нее завибрировал телефон. Он был подключен к немецкой мобильной сети, потому что они находились близко к границе, и номер не определился.
– Алло?
– Здравствуйте, я говорю с Элоизой Кальдан? – спросил голос тихо, почти шепотом.
– Да, это я.
– Меня зовут Маркус Сенгер, я из Патронажной службы. Звоню по поводу Яна Фишхофа.
У Элоизы упало сердце, и она уронила голову на грудь.
– Он умер? – спросила она и провела рукой по шее.
– Нет, но уже близок. У него сильные боли, он все время то приходит в себя, то теряет сознание, так что мы думаем, что это вопрос нескольких часов.
– Но вчера вечером я разговаривала с вашей сотрудницей, и у меня сложилось впечатление, что он чувствовал себя более-менее.
– Верно, но ночью ему очень поплохело. Он спрашивал о вас несколько раз. Поэтому я и звоню.
Элоиза кивнула и посмотрела на немецкое побережье на противоположной стороне фьорда.
– Я сейчас не в Копенгагене, но я… – Она посмотрела на часы. До следующего рейса оставалось чуть больше двух часов. – Я могу приехать самое позднее после обеда.
– Большое вам спасибо. Скрестим пальцы, чтобы вы успели.
– А сейчас с ним есть кто-нибудь?
– Да, в доме есть люди, но он не хочет, чтобы кто-нибудь входил в спальню. Он хочет видеть только вас.
– Хорошо, – кивнула Элоиза. – Скажите ему, что я уже еду.
– Спасибо, я все ему передам.
– И, Маркус… так вас зовут?
– Да.
– Скажите ему… – Элоиза посмотрела в безоблачную пустоту над головой и постаралась найти слова. – Скажите ему, чтобы он не боялся и… – она несколько раз сглотнула, – скажите, чтобы он дождался меня.
Элоиза положила трубку и встретилась взглядом с Шефером. Он подошел и взглянул на нее, нахмурившись.
– Фишхоф? – спросил он.
Она кивнула и убрала телефон.
– Мне нужно домой. Они думают, что он умрет сегодня.
Глядя на нее, Шефер глубоко затянулся сигаретой.
– Хорошо, – кивнул он и снял с нижней губы крошку табака. – Только не вовлекайся слишком сильно, ладно?
– Что ты имеешь в виду?
– Просто не забывай, что речь идет не о члене семьи. Он тебе не отец, так что смотри в будущее, Кальдан.
Элоиза несколько секунд смотрела ему в глаза.
– Он умирает, ты это понимаешь? Умирает, и он совсем один.
Шефер кивнул:
– Да, я понимаю, но люди умирают каждый день. Невозможно каждого держать за руку.
Элоиза покачала головой. Она слишком устала, чтобы расстраиваться.
– Я и не собираюсь держать их
