Я остаюсь на дежурстве. – Он, очевидно, был счастлив.
– Мирного неба над Кяхтой, товарищ старший лейтенант! – пожелал я. – Ермачев будет радиограммы принимать?
– Нет, он тоже с вами. Радиограммы будут пока в соседнем зенитно-ракетном полку принимать. Еще побываешь в нем, быть может, – загадочно улыбнувшись, пообещал Хотабин. – Там радистов учат.
Я, признаться, не понял, чему еще меня учить?
Выезд в поля радовал. Что-то новое! Студентами мы все собирались сходить в зимний поход с ночевкой, да так и не сподобились. «Будет, что друганам рассказать по возвращении», – думал.
В парк пришел Ермачев, в новеньком бушлате. Теплом, толстом, добротном. «Мне бы такой больше подошел», – мысленно позавидовал. Ермачеву бушлат был великоват явно. Каптерщик себя не обидит.
Когда машина наша выползла за пределы части, Бугров дал газу, пахнуло отработанной соляркой, «бээмпэшка» прыгнула вперед и принялась пожирать расстояние, качаясь с носа на корму, будто на волнах. У меня, сидящего на броне, свесив ноги в люк, дух захватило, как в детстве на качелях! Радостно стало на душе. Перед глазами расстилалась заснеженная, местами – холмистая, равнина. Воля! Как будто… Воля дома будет.
«Как в этих просторах можно отыскать какие-то клады, даже имея план? Метр влево, метр вправо и, считай, напрасно долбил землю! Попробуй еще подолби ее в мороз! И какие могут быть точные ориентиры по прошествии десятилетий?..» – Качаясь на броне, сам не заметил, как вновь увлекся загадками кладоискателей. Сильно они мне в мозг запали, раз даже новые виды и впечатления не смогли «очистить» голову!..
В чем нам, вновь прибывшим, повезло, лагерь был уже обустроен. Ровные ряды зеленых платок на белом снегу, желто-коричневые столбы из свежеспиленных сосенок по периметру. На них – фонари. Грузовики с офицерскими жилыми кунгами вытянулись в шеренгу, борт к борту, носами к лагерю, задками в поле.
Ермачев командовал установкой нашей палатки. Он имел опыт. Тут срок службы действительно кое-что значит. Сержант знал, как сколотить каркас из досок, настелить пол. Белые свежие половые доски зародили какой-то вопрос в моей голове. Но я сам не понял, что за вопрос, а задумываться было некогда пока. Требовалось печь-буржуйку устанавливать. Ермачеву друганы из взвода обеспечения выделили пару бревен по-братски. Бревна нужно было распилить. Мы с Бугровым принялись за дело. Бугров был как всегда недоволен. Полагал, ему и машину обслуживать хватило бы, вместо того, чтобы дрова пилить. Там есть чем заняться.
Ермачев разбивал наши колоды, ловко управляясь с колуном. Маленький сержантик с кукольным лицом вызывал у меня все больше уважения, хоть друзьями с ним вряд ли суждено было стать. Он держал со всеми командирскую дистанцию.
– Смелков! Ты сегодня дневальный! – крикнул мне. – Тебе ночью печь топить. Не дай бог, мы замерзнем!
Не стал спрашивать, почему я. Дневальный, так дневальный, – решил. Однако оказалось, не судьба. Явился Сенин и увел за собой.
– Будешь у меня истопником, Смелков, – сказал. –
