жестких его волос…
– Ты не Освальд.
…он уже две недели как ушел из дому, забрав с собой не только комплект. Он сказал, что устал от нищеты и долга, который на него навесили. Что задыхается в этом доме и не собирается позволять старухам лишать себя радостей жизни…
…Тедди пообещал присмотреть. Не стоило верить его словам.
…дурная кровь.
И тот день Ульне провела внизу. И следующий тоже, и еще много дней, пока не появился Тедди и с ним тот, кто притворился ее сыном.
– Я не Освальд. – Он смотрел снизу вверх, и в светлых его глазах Ульне видела жалость. – Но я стану им. Я постараюсь.
Тогда еще Ульне могла бы выставить его.
…ушел бы…
…или убил бы?
Тедди держался за его спиной, скалясь, и Ульне подумалось, что единственный близкий ей человек, не считая Освальда, отвратительно улыбается. Сказать бы… ей не хотелось обижать Тедди, который и без того помогал часто. Он же впервые обратился с просьбой.
– Присмотри за мальчиком, Ульне. – Тедди потянул за светлый локон, выпадая из обычного своего полусонного состояния, каковое, сколь знала Ульне, было лишь маской. – Мне кажется, вы понравитесь друг другу.
И все-таки… если бы Ульне отказала, что было бы?
Она не знала ответа. Ему был нужен ее дом и имя последнего из рода Шеффолк. Белая гербовая роза. И родовое древо, ныне захиревшее. Что ж, пусть предки проклянут Ульне, но она отступила. Ответила Тедди легким кивком и коснулась жестких волос чужака, заглянула в глаза и глядела долго… до сих пор не нагляделась.
– Здравствуй, сынок, – сказала она, убрав длинную прядь с его лба. – Я рада, что ты одумался…
– Спасибо… мама.
Он коснулся губами ее руки, осторожно, точно опасаясь раздавить хрупкую ее ладонь. И пальцы разглядывал долго. А еще дольше осматривался в доме…
Ульне же видела родовое гнездо его глазами. Побуревший паркет. Гнилые гобелены, сквозь дыры в которых бесстыдно проступал камень стен. Истлевшие ковры. Камины, что не разжигались многие года. Потускневшая роскошь гербовых щитов.
И Марта, тогда худая, с запавшими темными глазами, шипела:
– Что ты делаешь? Он ведь самозванец…
– Нет. – Ульне знала, что поступила правильно.
Освальд не вернется… гнилая кровь, дурная, неспособная понять истинное предназначение рода Шеффолков.
И глядя на того, кто стал ее сыном, Ульне улыбалась.
Безумным прощают улыбки без повода.
– Мама, тебе не холодно? – Он всегда появлялся неожиданно, и было время, когда звук этого голоса заставлял Ульне замереть.
Так похож… Стройный, светлый, с синими прозрачными глазами.
Чужой.
– Холодно, – покорно согласилась Ульне, и он, положив руки на плечи – острые, хрупкие, – произнес:
– Идем к камину. Марта…
– А что я? Я говорила ей, чтоб перестала торчать у окна. Разве ж послушает? – В ворчании Марты не было злобы,
