слышали каждое слово, как будто призраки или духи какие снуют по воздуху. Джим уверял, что это непременно духи.
– Нет, – возражал я, – духи не стали бы так выражаться: «Черт побери проклятый туман».
Как только наступала ночь, мы собирались в путь и, забравшись на середину реки, пускали плот по течению, а сами, закурив трубки и спустив ноги в воду, разговаривали между собой про всякую всячину. Мы всегда были голые, и днем, и ночью, когда только не мучили нас москиты; новое платье, которое сшили мне родители Бека, было слишком нарядно и стесняло меня, да и вообще я не нуждался в одежде.
Иногда вся река была в нашем полном распоряжении. Вдали виднелись мели и острова, только порою мелькнет огонек – это свеча в избушке, или на самой воде загорится искорка – огонек на плоту или на барке, и донесется свист или песня матроса… Славно жить на плоту! Вверху расстилается небо, все усеянное звездами. Мы любили лежать на спине, любоваться небом и рассуждать о звездах – что, они сделаны кем-нибудь или так, явились сами собой? Джим уверял, будто они сделаны, а я говорил, что они явились сами, потому что слишком было бы долго делать их поштучно – ведь такое их множество! Джим предполагал еще, что, может быть, луна их народила, – ну, это еще похоже на истину, я против этого не стал спорить, потому что сам видел, как одна лягушка вывела множество детенышей. Особенно любили мы наблюдать падающие звезды. Джим утверждал, что они тухлые и поэтому их выбрасывают вон из гнезда.
Раз или два в течение ночи мы видели пароход, скользящий мимо в потемках; порой он выбрасывал из трубы целые снопы искр, они сыпались дождем в реку, – очень красивое зрелище!
После полуночи береговые жители укладывались спать, и тогда часа на два, на три берега становились совсем черными – не видно было ни одного огонька в избушках. Эти-то огоньки и служили нам вместо часов: первый огонек, что покажется снова, означал, что скоро утро, и тогда мы спешили отыскать себе местечко, где бы спрятаться и причалить к берегу.
Однажды утром, на рассвете, я нашел лодку, сел в нее и переправился на берег, который был в ста ярдах[8] от нашего острова, причалил к маленькой бухте, окаймленной кипарисовой рощей, и хотел набрать немного ягод. Вдруг невдалеке от полянки, по которой извивалась тропинка, протоптанная скотом, я увидел двух людей, бежавших со всех ног. Я испугался, так как был убежден, что если кто бежит, так уж не иначе, как за мной или за Джимом. Я хотел поскорее убраться оттуда, но беглецы были уже совсем близко и стали умолять меня спасти им жизнь, уверяя, что они ничего не сделали худого, но их преследуют, за ними гонятся люди с собаками. Они хотели вскочить в мою лодку.
– Не делайте этого! – закричал я. – Пока еще не слышно ни собак, ни лошадиного топота, погодите, еще успеете пройти несколько шагов кустарником вниз по течению, потом войдите в воду и вброд подойдите к лодке – так, по крайней мере, собьете собак со следа.
Незнакомцы
Ярд – мера длины, равная 0,914 метра.
