и снимками, сделанными до его рождения.
На полу лежал старый чемодан, похожий на маленький пиратский сундук с сокровищами, только в нем хранились документы и старые бумаги. Чтобы разобраться с бумагами, Толстяк Чарли сел рядом с чемоданом. Миссис Хигглер пришла из спальни с очередным черным мешком для мусора с побитой молью одеждой.
– Твой брат ему чемодан подарил, – неожиданно брякнула миссис Хигглер. До этого момента она о своих ночных фантазиях и не вспоминала.
– Хотел бы я, чтобы у меня был брат, – сказал Толстяк Чарли и даже не понял, что сказал это вслух, пока миссис Хигглер не ответила:
– Я же сказала. У тебя есть брат.
– Вот как, – сказал он. – Ну и где мне искать своего мифического брата?
Позже он гадал, зачем задал этот вопрос. Он ей потакал? Или поддразнивал? Или просто брякнул, чтобы заполнить пустоту? Какой бы ни была истинная причина, он это произнес. А она пожевала нижнюю губу и кивнула.
– Ты должен знать, это твое наследие. Твоя кровь. – Она подошла к нему и поманила пальцем. Толстяк Чарли склонился к ней. Губы старухи щекотали его ухо, пока она шептала «понадобится… скажи…».
– Что?
– Я говорю, – сказала она нормальным тоном, – что если он тебе понадобится, скажи пауку. И брат тут как тут.
– Пауку?
– Ну да, я так и сказала. Или ты думаешь, я для здоровья говорю? Легкие упражняю? Ты что, никогда не слышал о разговорах с пчелами? Когда я была девчонкой, еще на Сент-Эндрюсе, до того как мои родители приехали сюда, мы рассказывали пчелам все хорошие новости. Ничего сложного. Поговори с пауком. Когда твой отец исчезал, я обычно так посылала ему сообщения.
– …Понятно.
– Не говори мне свое «понятно», как будто…
– Как будто что?
– Как будто я безумная старуха, которая не разбирает, что к чему. Думаешь, я право от лева не отличу?
– Хм. Нет, уверен, что отличите. Честное слово.
Миссис Хигглер это не смягчило. Она явно не была этим удовлетворена. Она подхватила со стола кофейную чашку и неодобрительно прижала ее к груди. Толстяк Чарли перешел черту, и миссис Хигглер решила удостовериться, что он понимает, что натворил.
– Да я вообще не обязана это делать, – сказала она. – Не обязана тебе помогать. Я это делаю только ради твоего отца, он был особенный, и твоей матери, она была хорошей женщиной. Рассказываю тебе важные вещи, значительные вещи. И ты должен меня слушать. Ты должен мне верить.
– Я верю, – сказал Толстяк Чарли так убедительно, как только мог.
– Ты просто угождаешь старухе.
– Нет, – солгал он. – Не угождаю. Честно, нет.
В его словах звучали честность, искренность и правда. Он был в тысячах миль от дома, в доме своего покойного отца, с безумной старухой на грани апоплексического удара. Если бы ее это успокоило, он бы с максимально возможной искренностью согласился даже с тем, что луна – это экзотический тропический фрукт.
Она
