опускаю руки, хотя в ушах все еще звенит.
– Думаю, мне стоило узнать это давным-давно.
Он смотрит на меня, нахмурившись.
– Хочешь сказать, ты ничего из этого не знала? Ну, может, кое-какие детали тебе были неизвестны. Но не все же? Твою мать, все?
Я киваю; в голове вата.
– Я ничего об этом не знала. Ни о родителях, ни о матери, ни о брачном договоре, ни о… совместной опеке. – Я не одна шокирована. Дрейк старается выглядеть невозмутимым, но я-то вижу, что он расстроен.
Его тоже переполняют эмоции.
– Джон говорил, что ты знала о сделке.
– Ну, – хриплю я, потому что в горле мешает какой-то комок. – А я не знала.
Его челюсти сжимаются, и я слышу, как он делает глубокий вдох, пока массивная грудь бурно вздымается, чуть не соприкасаясь с рулем. Но все эмоции вмещаются в одну краткую фразу:
– Твою ж мать!
VI: Синдром самозванца
Черт тебя побери, Джон!
Ты сказал, что она все знает. Какого хрена ты мне соврал?
Потому что Белла совершенно точно не обманывает меня сейчас. Она вообще не умеет врать!
В эту секунду ее лицо белее снега. Она задыхается, как рыба, выброшенная на берег. Понятия не имею, как будем выгребать из всего этого дерьма, но точно знаю одно: ни при каких условиях нельзя тащить ее в зал совещаний в таком состоянии. Я торможу и съезжаю на обочину. Вытаскиваю из подстаканника бутылку. Старая армейская привычка – никогда и никуда не выхожу без запаса воды. Откручиваю крышку и передаю девушке.
– Пей.
Она отказывается, но я продолжаю держать бутылку до тех пор, пока она не берет ее и не подносит к губам.
Белла делает пару глотков, затем возвращает емкость обратно.
– Спасибо.
– Пока едем, допей все, – говорю я, закрывая крышку и ставя воду в подстаканник рядом с ее коленом. – Прости, пожалуйста. Я, честно говоря, был уверен, что ты знаешь большую часть этого… или, по крайней мере, самое важное.
– Я не знала, но ты не должен извиняться, – едва шепчет спутница. – Ты не совершал ничего плохого, просто хранил эти секреты. Неважно, насколько я сейчас расстроена, я рада, что все стало известно.
Чувство вины давит на плечи. У меня есть такой секрет, который переплюнет все дерьмо, сотворенное ее семьей.
Черт, она держится из последних сил. А что же будет, когда она все-таки узнает про этот долбаный брак по доверенности, который организовал Джон?
– Очень рада, – снова шепчет она. – Я чувствовала себя виноватой, когда получила наследство вместо родителей, которые были уверены, что все останется им. Я была готова уступить им.
Девушка горько усмехается. Я сохраняю молчание, вцепившись в руль с такой силой, что костяшки побелели.
– А теперь до меня дошло. Теперь я знаю, почему мне приходилось так часто звонить
