болезнь.
– Я поеду. Кто-то должен присматривать за Эдисоном.
– Эту старую клячу еще много лет назад пора было отправить на колбасную фабрику, – мрачно шутит папа.
Думаю, что шутит. Хотя время для этого не совсем подходящее.
Мамины слова скатываются с меня как с гуся вода, но грубость отца поражает. В этот момент все сомнения исчезают, и раздумья о том, как я проживу эти шесть месяцев на ранчо в соответствии с условиями завещания, улетучиваются.
– Ни за что, – говорю я. – Эдисон заслуживает того, чтобы прожить остаток дней на ранчо, и там же его похоронят. А я позабочусь об этом.
Через полчаса, после очередного натиска родителей, изводивших меня на стоянке, пока я укладывала чемодан на заднее сиденье, я выезжаю из отеля.
Трудно противостоять инстинктивному желанию послушать родителей, ведь я всегда была послушным ребенком и следовала их советам, даже когда в результате приключение превращалось в злоключение. Но на этот раз?
Ни. За. Что.
На этот раз я последую за собственной музой. Или, может быть, чем-то еще.
– Слышишь, дед? Я следую зову сердца, а не головы. Как ты и просил. – Я улыбаюсь, услышав собственный голос, и сворачиваю на шоссе, вдавив педаль газа, чтобы добраться до места назначения как можно скорее.
Ранчо находится в нескольких милях к северу от города за озером Биг Фиш, где я научилась ловить рыбу.
Только я не делала этого уже много лет. Дед обожал рыбалку, и мы много времени проводили за этим занятием, когда я приезжала к нему. Он считал, что самый лучший день – тот, который ты провел, ловя судака и северную щуку, а затем готовя их на ужин.
От этих воспоминаний мой живот начинает урчать.
Последние несколько дней я практически не хотела есть. Однако образ жареной рыбы, щедро посыпанной укропом, наводит на мысль, что надо было потратить немного времени на покупку продуктов до выезда из города. Но поздно. Путь обратно займет около получаса.
У меня в сумочке несколько энергетических батончиков, на которых можно продержаться до завтрака. Проведу утром инвентаризацию кухни и отправлюсь в город за едой. Дед частенько хранил кое-что про запас: от домашних заготовок, которые консервировал сам, до банок с супами-пюре из всего на свете и бобов с мясом. Неважно, насколько человек богат, он не избавится от старых привычек мальчика, выросшего во времена Великой депрессии.
Я кусаю губу в попытке сдержать презрительную усмешку над маминым отношением к дому.
Развалюха? Куда там.
Здание действительно старое, но дед содержал его в порядке. Благодаря этому дому я полюбила работу дизайнера. Дед разрешил мне отремонтировать несколько комнат, а последние пару лет мы частенько обсуждали возможные изменения на кухне.
Так что вопрос господина Шеридана о том, есть ли у меня ключ, был лишним. Если ничего не поменялось, там все открыто, как привык дед. Ближайшие соседи находятся в десяти милях
