рода, кто раздобыл себе владения в Среднем Йотланде. Вон она! – Кнут остановился и показал вперед. – Видите за деревьями большой серый камень? Это и есть Серая Свинья. Дальше мы с вами не пойдем и будем ждать у дороги. Сейчас не тот срок, когда Фрейя хочет видеть мужчин возле своего священного камня.
– Хорошо, мы не заблудимся и сами, – поблагодарила Асфрид, и дальше они двинулись вдвоем с внучкой.
Валун под названием Серая Свинья был весьма велик – пожалуй, размером с бедняцкую хижину, и очертаниями действительно напоминал свинью. К камню вела широкая тропа, хорошо заметная даже на каменистом грунте, но она кончалась, не доходя до него шагов десять. Здесь проходила граница, выложенная небольшими белыми камнями – круг священной земли, куда имел право войти только приносящий жертвы. В дни больших годовых празднеств внутрь круга проходил только конунг, как верховный жрец, с женщинами своей семьи, а все прочие участники жертвоприношений останавливались у белых камней. Сейчас еще под боком камня видны были свиные кости и череп, оставшийся после недавнего йоля; когда они окончательно очистятся и побелеют, череп присоединят к остальным на дороге, а его место займет голова новой жертвы. Гунхильда подумала, что, возможно, под самим камнем лежит несколько и человеческих черепов – головы древних конунгов, в давно прошедшие века принесенных в жертву богам плодородия в неурожайный год, для предотвращения голода. На ее памяти ничего такого уже не происходило, но старинные саги рассказывали о подобном. Эту участь разделил и кое-кто из ее далеких предков Инглингов.
Приблизившись к черте белых камней, Гунхильда и Асфрид остановились и немного помолчали, собираясь с мыслями. Потом Асфрид первой вошла в священное пространство и медленно двинулась вокруг камня, нараспев приговаривая мольбу к Фрейе:
– О светлая Невеста Ванов, сестра Фрейра! К тебе взываем мы в часы печали!
Гунхильда тоже вошла в круг и встала так близко к камню, как было можно, чтобы только не мешать бабушке идти. Закрыв глаза, она прислушивалась к дыханию камня, за сотни лет впитавшему в себя столько людских чувств, печалей и радостей, опасений и надежд, что он сам стал живым. От него исходила такая ощутимая сила, что пробирала дрожь, но Гунхильда не боялась. Ведь она происходила из рода Инглингов, а значит, от самого Фрейра. Закрыв глаза, она мысленно перечисляла всех своих предков, начиная от самого Ингви Фрейра, как всегда делают, когда впервые знакомятся с дальними родичами, нащупывая в глубинной тьме времен свой общий корень: Фьельнир, Свейгдир, Ванланди, Висбур, Домальди, Домар, Дюггви, Даг, Агни… Десятки имен, и сколько разных судеб: кто-то из этих конунгов был прославлен доблестью, захватывал новые земли и оставлял сыновьям богатое наследство, кто-то был робок и все время сидел дома, а кому-то боги не дали удачи, послав позорную смерть от рук раба или родича. Но все они в равной степени были звеньями цепи, протянутой от богов, из небесных палат Асгарда, к ней, Гунхильде,
